ПОСЛЕСЛОВИЕ
Эту книгу писать бы не
мне одному, а раздать бы главы знающим людям и потом на редакционном совете, друг другу помогая, выправить всю.
Но время тому не
пришло. И кому предлагал я взять отдельные главы, — не взяли, а заменили рассказом,
устным или письменным, в моё распоряжение. Варламу
Шаламову предлагал я всю книгу вместе писать — отклонил и он.
А нужна была бы целая
контора. Свои объявления в газетах, по радио («откликнитесь!»), своя открытая
переписка — так, как было с Брестской крепостью.
Но не только не мог я
иметь всего того разворота, а и замысел свой, и письма, и материалы я должен
был таить, дробить и сделать всё в глубокой тайне. И даже время работы над ней
прикрывать работой будто бы над другими вещами.
Уж я начинал эту
книгу, я и бросал её. Никак я не мог понять: нужно или нет, чтоб я один такую написал? И насколько я это выдюжу?
Но когда вдобавок к уже собранному скрестились на мне ещё многие арестантские
письма со всей страны, — понял я, что раз дано это всё мне, значит, я и должен.
Надо объяснить: ни
одного разу вся эта книга, вместе все Части её не лежали на одном столе! В
самый разгар работы над «Архипелагом», в сентябре 1965 года, меня постиг
разгром моего архива и арест романа. Тогда написанные Части «Архипелага» и
материалы для других Частей разлетелись в разные стороны и больше не собирались
вместе: я боялся рисковать, да ещё при всех собственных именах. Я всё выписывал
для памяти, где что проверить, где что убрать, и с этими листиками от одного
места к другому ездил. Что ж, вот эта самая судорожность и недоработанность — верный признак нашей гонимой литературы.
Уж такой и примите книгу.
Не потому я прекратил
работу, что счёл книгу оконченной, а потому, что не осталось больше на неё
жизни.
Не только прошу
я о снисхождении, но крикнуть хочу: как наступит пора, возможность —
соберитесь, друзья уцелевшие, хорошо знающие, да напишите рядом с этой ещё
комментарий: что надо — исправьте, где надо — добавьте (только не громоздко,
сходного не надо повторять).
Вот тогда книга и станет окончательной, помоги вам Бог.
Я удивляюсь, что я и такую-то кончил в сохранности, несколько раз уж думал: не
дадут.
Я кончаю её в
знаменательный, дважды юбилейный год (и юбилеи-то связанные): 50 лет революции,
создавшей Архипелаг, и 100 лет от изобретения колючей проволоки (1867).
Второй-то юбилей небось пропустят…
Апрель 1958 – февраль
1967
Рязань — Укрывище
ЕЩЁ ПОСЛЕ
Я спешил тогда,
ожидая, что во взрыве своего письма писательскому съезду если и не погибну, то потеряю
свободу писать и доступ к своим рукописям. Но так с письмом обернулось, что не
только я не был схвачен, а как бы на граните утвердился. И тогда я понял, что
обязан и могу доделать и доправить эту книгу.
Теперь прочли её
немногие друзья. Они помогли мне увидеть важные недостатки. Проверить на более
широком круге я не смел, а если когда и смогу, то будет для меня поздно.
За этот год, что мог,
— я сделал, дотянул. В неполноте пусть меня не винят: конца дополнениям здесь
нет, и каждый, чуть-чуть касавшийся или размышлявший, всегда добавит — и даже
нечто жемчужное. Но есть законы размера. Размер уже на пределе, и ещё толику
этих зернинок сюда втолкать — развалится вся скала.
А вот что выражался я
неудачно, где-то повторился или рыхло связал, — за это прошу простить. Ведь
спокойный год всё равно не выдался, а последние месяцы опять горела земля и
стол. И даже при этой последней редакции я опять ни разу не видел всю книгу
вместе, не держал на одном столе.
Полный список тех, без
кого б эта книга не написалась, не переделалась, не сохранилась, — ещё время не
пришло доверить бумаге. Знают сами они. Кланяюсь им.
Май 1968
Рождество-на-Истье
И ЕЩЁ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ
Ныне, в изгнании, всё
же выпала мне спокойная доработка этой книги, хоть и после того, как прочёл её
мир. Ещё новых два десятка свидетелей из бывших зэков
исправили или дополнили меня.
Тут, на Западе, я имел
несравненные с прежним возможности использовать
печатную литературу, новые иллюстрации. Но книга отказывается принять в себя
ещё и всё это. Созданная во тьме СССР толчками и огнём зэческих
памятей, она должна остаться на том, на чём выросла.
1979
Вермонт