165
(как
собирали крестьянский съезд)
В
1904-05 годах Николай
Дмитриевич Авксентьев гремел в Петербурге, сперва на банкетах, потом на митингах, под фамилией
„Солнцев”, а кличку ему присвоили „Жорес” — за его выдающееся красноречие.
Устное слово было его лучшей формой существования, он преображался перед
аудиторией, становился на время речи как бы другим человеком (а вот потом
записывать, статьи писать — не умел). Были у эсеров и другие выдающиеся ораторы,
Фондаминский („Непобедимый”, „Лассаль”),
— но среди всех выделялся Авксентьев ещё и какой
наружностью — барственно-львиной, при высоком росте, откинутая назад русая
шевелюра, благородный лоб, прямые черты удлинённого лица, подведенного обкладной бородкой, — и звучный уверенный баритональный
бас. А в эмиграции потом тоже не терял времени — получил доктора философии в
Галле, любил цитировать Канта и Ницше.
Авксентьев
был один из основателей партии эсеров, и представлял её в первом петербургском
Совете рабочих депутатов, и публично выражал взгляды и программу партии, но её
практического крестьянского приложения в те годы не коснулся. А между тем тогда
— на помощь крестьянам, бессильным создать объединение, и с целью делать же из
крестьян сознательных граждан — был создан интеллигентами Всероссийский
Крестьянский Союз, запрещённый властями в 1906. Как только же произошла
нынешняя революция (Авксентьев был в Париже), так в
Москве, на Петровских линиях, собрался кружок интеллигентов, среди них
присяжный поверенный Стааль, только что вернувшийся
из Парижа, и решили, в помощь крестьянству, теперь восстановить Всероссийский
Крестьянский Союз по образцу 1905 г., и напечатали обращение
„Ко всему российскому крестьянству” (не теряя ни минуты, гражданам
крестьянам объединяться в Союз, выбирать и присылать уполномоченных). Но в те
же недели марта их усилиям возникла помеха от других параллельных инициатив. В
Москве же кооперативный съезд постановил создавать не Крестьянский Союз, а
наиболее приемлемые в данный момент Советы Крестьянских Депутатов, — и
создавать их через кооперативные союзы, это упростит дело. И в той же Москве
как-то быстро созвали губернский якобы крестьянский съезд, этот съезд объявил
представителей Союза далёкими от крестьянства, и тоже поддержал идею Совета
крестьянских депутатов, а не Союза: именно Советы внесут организацию и
успокоение в несознательные крестьянские массы, создадут коренные условия
свободной жизни в деревне. Тут же поспешил возникнуть в Петрограде ещё какой-то
новый „Крестьянский Республиканский Союз” („мы свергли идолов, и пусть правят
нами не милостью Божьей, а народной волей!”), но он не
имел успеха и не собрал ни сторонников, ни участников из деревни. Спор окончательно перешёл в Таврический дворец, и 12 апреля, сразу
после возвращения Авксентьева в Россию, но и тут ещё
он не успел вникнуть и коснуться, — собрались в Таврическом представители обоих
спорящих направлений, и тут постановлено было слить их, прекратить раздор и
впредь собирать крестьянский съезд как Совет Крестьянских Депутатов — так
отчётливо висел над всеми образ Совета Рабочих Депутатов. Тут и Стааль, главная пружина Крестьянского Союза, ушёл с
крестьянской работы в секретари московской судебной палаты, и дело переходило
снова к народным социалистам, а затем к более энергичным эсерам — и так
постепенно катило на Авксентьева и Фондаминского.
Всё
их начальное совещание в Таврическом было 15 человек —Временный
организационный комитет, а надо было привести в движение 150 миллионов
крестьянства, пропорция в десять миллионов, — и сроки революции не ждали: чтобы
голос крестьянства прозвучал — надо было управиться собрать крестьянский съезд
за 3 недели, к 1 мая. Возможно ли это при российских пространствах? Но и
другого выхода не было.
А
в те же недели во многих губерниях уже проходили губернские съезды и испытывали
те же трудности российских пространств, бездорожья и деревенской темноты,
например в Самарской губернии крестьянский съезд был составлен наполовину из
городских жителей. Все эти съезды охотно принимали резолюции, подготовленные
социалистами тех губернских городов, где происходили.
Земля
не ждала, время не ждало, всероссийский съезд крестьянства должен был срочно
состояться! — но как же собрать его и при всей эсеровской энергии?
Предполагали
выбирать (с 18-летнего возраста, оба пола, и всеобщие равные тайные выборы)
одного депутата на 150 тысяч крестьянского населения, и так 1000 депутатов
представят всё 150-миллионное крестьянство, волости выбирают выборщиков на
уездные съезды, а на губернских съездах избираются сами депутаты, причём,
конечно, допустить, что выбраны могут быть не
обязательно крестьяне — а также и посторонние, но способные защищать интересы
крестьянства и заслуживающие доверия его. Однако именно эту процедуру и
невозможно было выдержать: выборов по всему российскому крестьянству не
провести и за год, пропустишь всю революцию. Стали искать более коротких путей.
Во-первых, взять депутатов от крестьян, проживающих в столицах. Например, в петроградском гарнизоне уже создались свои батальонные и даже ротные „советы крестьянских депутатов” —
так пригласить депутатов от них. Затем — пригласить крестьянских депутатов от
Действующей армии. А вот известный эсер Пьяных (прежде приговорённый к каторге
за причастность к убийству священника), освобождённый революцией из Шлиссельбурга,
— успел съездить на родину и вернулся как депутат Щигрского
уезда. Или, вот, явился некий Мазуренко из волости и
настаивает на своих правах защищать интересы всей Донской области. Хотя и
смахивает на самозванство, но приходится принимать и таких.
Из тех депутатов, которые уже приезжают в Петроград, пусть образуется Совет
пока временный, а позже он будет заменён постоянным. Пусть организация Совета
Крестьянских Депутатов будет пока несовершенна. Да в состав Совета войдут с
решающим голосом и члены Организационного бюро, и все 15 докладчиков, а может
быть и другие приглашённые лица.
Но
даже и такой способ созыва съезда был медленен. Не хватало интеллигентных сил.
Надо было создать, посчитали, 12 подготовительных комиссий, из кого их
составлять? А — средства? На какие деньги собирать съезд? Временное
правительство не финансирует, значит — самообложение всего организованного
крестьянства через волостные и сельские сходы? — на это тоже год. Через
кооперацию? через земства? сбором пожертвований через объявления в газетах? Но ходатайствовать по крайней мере о бесплатности почтовых и
телеграфных сношений оргбюро, типографий, железнодорожных проездов и
освобождения сотрудников от воинской повинности.
Всякое
дело, проворачиваемое в реальном государстве, удивительно быстро обрастает вот
такими неисчислимыми осложнительными мелочами, — это,
правда, намного-намного трудней, чем произнести хорошую зажигательную речь. И тем не менее, черезо все немыслимые трудности творится
великое дело: вот собирается первый свободный крестьянский парламент!
Сам
Авксентьев тоже был эти недели перегружен множеством
партийных вопросов, а вот — партия поручила ему быть председателем
крестьянского съезда и сделать доклад об отношении к коалиции. И Авксентьев отработал стержень аргументации: стали множиться
угрожающие признаки, впечатление распада российского государства, и демократия
должна вступить в управление государством. Чернов трунил, что никаких признаков
распада в России не видно,— но Авксентьев не думал
так, его посещала и тревога.
Тем временем организационное бюро съезда уже начинало
собираться в Народном доме на Кронверкском, еле подлеченном после пребывания
пулемётного полка, и теперь отданном под крестьянский съезд.
Доклады уже распределили между собой: Чернов — о судьбе земли, Фондаминский — отношение к войне, Гоц
— отношение к Совету рабочих депутатов, Питирим Сорокин — к Учредительному
Собранию, Мякотин — к демократической республике и
федерализму. А социал-демократы совсем не имели тут веса, даже не пытались
встревать и тягаться с народниками.
Первый
Крестьянский съезд! — какое величественное событие для России! Сколько б мы ни
выдвигали трудовое крестьянство в наших декларациях, — оно всё ещё, всё ещё не
стоит перед нами во плоти и крови, вот только сейчас
явится! Мы невольно ослеплены городом от нашей городской жизни, мы ещё не
опускали своего испытующего мерила в глубины деревенского моря. А ведь твёрдо
знаем, что именно крестьянство, тяжёлая пехота деревни, закончит дело, начатое
лёгкой конницей города. Но мы этого мерного грозного шага до сих пор не
научились слышать.
И
как повести съезд, чтобы ему не переболевать заново петроградскими
проблемами марта и апреля, и чтобы пафос неисчерпанных народных мук от войны не
заслонил крестьянству светлого политического пути в будущее?
Ожидалось
не меньше тысячи депутатов ото всей деревенской России — но в
назначенное 1 мая прибыло всего лишь около трёхсот,
кого можно было хоть с натяжкой считать крестьянскими делегатами, включая и
всех солдат, и тех местных деятелей, которые заручились крестьянскими
полномочиями.
Решено
было, однако, что-то начать — и в душном, пыльном и неотапливаемом
певческом зале Народного дома Авксентьев сделал
приехавшим предварительный доклад о текущем моменте. Он развивал три тезиса:
необходимость коалиционного министерства, поддержка займа Свободы и продолжение
войны. Свободный русский народ должен дать деньги на ведение и окончание войны,
а главное налоговое бремя будет положено на богатые классы. Русская демократия
зажгла мировой пожар и теперь зовёт к восстанию демократии в других странах, мы
сделали своё дело, теперь очередь за ними, пусть они свергают свои
правительства. Но пока германский народ не разделается с кайзером — не может
быть речи о сепаратном мире. Я обеими руками подписываюсь под новым воззванием
Совета рабочих депутатов о необходимости наступления!
И
с надеждой посматривал на зал. Но все предпочитали тяжеловесно слушать, а не
говорить. А выскочили молодые, в солдатских шинелях. Вот, мол, из Рязанской
губернии:
—
Мы — социалисты, и Временное правительство нам только мешает. Оно мешало нам
даже обсеменять поля. Мы должны ему сказать: руки прочь! Власть народа должна
быть в руках самого народа, а уж мы возьмём себе приказчиков. А наступать надо
— против буржуазии всего мира!
Да
это — большевик наверно. А вот, мол, — из Инсарского
уезда Пензенской губернии. И тоже, кажется, большевик:
—
Временное правительство наслало комиссаров — а чем они отличаются от старой
власти? У буржуазии и помещиков хлеба не реквизуют.
Если Совет рабочих депутатов находит нужным поддержать Временное правительство
— то мы не считаемся и не подчиняемся. Мы в бирюльки играть не будем! Уже вся
Россия захватила помещичьи земли!
Ему
кричат: — Неправда!
—
Ну, по крайней мере наш Инсарский
уезд захватил!
Или
так:
—
В армию хлеб дадим. А городам? — пусть сперва устроют трудовую повинность. А то много народу середнего болтается, всё на транваях
ездют.
Авксентьев
был горько поражён этими репликами. Вот уж таких настроений он от крестьянства
не ожидал. Ну, это случайные, и слишком грамотные, может быть, дезертиры? Надо
ожидать настоящих, положительных депутатов, в зипунах.
А
ведь как сложен будет земельный вопрос! Столыпин действовал, конечно, против
народного сознания, которое выражено эсеровской программой: никакой земли в
собственность никому, ни продавать, ни арендовать, а каждый получай надел,
сколько можешь обработать. Но вот приехал секретарь с самарского губернского
съезда и рассказывает: у нас многие крестьяне имеют по 17 десятин, а есть уже
наделы и по 40 десятин, и много отрубников, а при
общем переделе да с учётом безземельных губерний — ведь от них придётся
отрезать, — да разве они дадут? „От Божьего дела в сторону сбивают”, — отнимать
только у помещиков и монастырей! Резолюцию в Самаре проголосовали, никто не стал
им объяснять, что и у них отнимут.
Но
и 2 мая депутатов кой-каких насчитали только 400, 3
мая к вечеру — 450. Ждать тысячу — и весь май не откроем съезда, а политический
момент проходит. В конце концов, наполним зал петроградскими
гостями.
А
в эти дни — судорожные переговоры о коалиционном правительстве — и неужели не
участвовать крестьянам?
И
3-го вечером собрали так: соединённое заседание оргбюро и выборных
представителей от областей. Собрали по этому частному вопросу: надо срочно
послать пятерых делегатов от крестьянства туда на переговоры, и вот есть
кандидатуры: Дзюбинский, Фондаминский,
Гуревич, Маслов и Лотошников. Но поднялась неожиданная буря, каких не бывало и
в Совете солдатских депутатов, и не то что — отложить создание правительства на
несколько дней, пока выразит своё мнение крестьянство, — но выступили и
развернули привезенное жёлто-синее знамя украинцы-областники, „требуем
автономии! посылать депутата и от нас!” На них другие накинулись, они им — „москвофулы!” Им: „подождите до конца войны!”, они: „поляки
с войском не ждут, латыши не ждут, поцелуй ты меня сегодня, а я тебя завтра!”
Тогда стали выступать уже приехавшие делегаты кавказские, грузинские,
армянские, татарские: „если от малороссов делегаты, тогда и от нас!”
Близ
Чернышёвой площади утекали, утекали часы правительственных переговоров,
последние часы, когда крестьянство могло выразить своё решающее слово, а тут
кипел торг! (И что ж это будет на съезде?)
Наконец,
благоразумно уступили и кавказцы, и грузины, и армяне, и татары — а малороссы
всё упирались. И включили-таки от них шестого: члена 1-й Думы Тесля.
А
с чем же посылать? Совет крестьянских депутатов в
общем присоединяется к условиям вхождения социалистов в правительство, но чтоб
они были ответственны и перед Советом крестьянских депутатов. И вот ещё: чтобы
министр внутренних дел был известный демократ.
* * *
Товарищи крестьяне! Революция в
опасности! Голод, создавший революцию, может сожрать и
свое детище. Без хлеба в городах не будет ни земли, ни воли в деревне. Спешите
передать все хлебные запасы в распоряжение продовольственных комитетов!
* * *
