30
За ночь отступя от Бишофсбурга на 25 вёрст, отгородясь
от немцев обновлённым арьергардом всё того же Нечволодова,
— потрясённый Благовещенский с утра 14 августа остановился в местечке Менсгут, и ни он, ни его штаб за весь день не отдали
никаких распоряжений по корпусу. Арьергард стоял на позициях, покуда считал нужным. Части дивизий пехотных и кавалерийской
отходили, поелику им было удобно так, без спросу и без оповещения корпусного
командования. Генерал-от-инфантерии Благовещенский
никогда не командовал на войне даже ротой — и вот сразу корпусом. Он бывал
заведующим передвижением войск по железным дорогам, начальником военных
сообщений, а в японскую войну дежурным генералом при штабе, где выписывал
литеры на проезд по железным дорогам и составлял научное руководство, как, в
каких случаях и кому эти литеры выписывать. А вчера его жизни был нанесен
крушащий удар — и душа генерала нуждалась теперь, в покое, собирать и склеивать
осколки.
Да весь день было и тихо:
отошли за ночь так далеко, что немцы не притесняли. Но военный покой недолог, и
суток не дали отдохнуть! В шестом часу вечера послышались звуки боя с севера,
со стороны арьергарда. От дальних немецких орудий стали перелетать фугасы и в
сторону Менсгута. Снова взмутилась тревога в груди
генерала Благовещенского, и помрачнел его штаб.
А тут — не хватало! — совсем
с другой стороны, от выставленной в боковое охранение донской сотни, прискакал
в Менсгут казак с донесением. В донесении-то у него
всё написано было правильно: что его сотня имела столкновение с противником за
15 вёрст отсюда, — но его самого распирало: рассказать, что и он там был! и он
вот, даве, с немцами дрался! И на окраине Менсгута увидя другую сотню
своего же полка,
============
ЭКРАН
============
позамедлил ход коня, лихой казачок, и тряся донесением, и за плечо
себе показывая — мол, бились! — радостно крикнул землякам: — Немцы!.. немцы!.. И поскакал, ему мешкать
нельзя, ему в штаб донесение сдавать. = Но земляки, на просторном дворе, за
огорожей, так и окинулись: немцы?!.. вот они —
немцы?! Батюшки, а у нас не сёдлано! Заметались, заседлали, из конюшни выводят бегом, в торока́ вяжут, вскакивают — да уж и со двора! со
двора! Конский топот. = Эх! сотня едва ль не вся — галопом по
улице! Топот по улице! = А с поперечной, издалека подъесаул (их же полка,
погоны те ж) как увидел: = проносится, проносится конница! = да бежать назад, да бежать! Тут недалеко — штаб. И — к драгунскому
полковнику. Тот читает как раз донесенье от первого казачка.
Подъесаул: — ...сподин ...овник,
разрешите доложить?.. На соседней улице — немецкая конница, силой до
эскадрона! И нисколько же не напуган
подъесаул: — Разрешите охрану штаба развернуть на отраженье кавалерии!? Драгунский полковник не
медля, полноголосой командой: — Дежурный по штабу! охрану — в ружьё-о!! = И дежурный капитан, на ходу: — В ружьё-о-о!!.. в ружьё-о-о!!!..
= Да какая готовность! — уже выбегает
пехота из своих помещений, винтовки в руках! Да сколько их! тут две
роты! Свои ж командиры-молодцы неоплошно командуют: — Взводной колонной... ста-новись!..
Раз-бе-рись!.. Не до разбору. Вот уже
выбегают трусцой в ворота распахнутые, и
сразу заворачивают, как показывает подъесаул:
вон туда! вон туда! = А в комнате драгунский полковник
докладывает генералу седому,
измученному, расслабленному, с каждым словом оседающему в бессилии: — Ваше высокопревосходительство! кавалерия противника прорвалась в
селение Менсгут! мною приняты... О, как это тяжело больному
старику! Этого ужаса он и ожидал! Ведь он — болен! он — изболелся,страдалец-генерал!.. к врачам его!.. в больничный
покой!.. даже губы его разваливаются, не удерживая формы рта: — В Ортельсбург... в Ортельсбург...
= Драгунский полковник энергично
распоряжается. Грузимся! уезжаем! = Чины штаба собирались карту развесить на
стене — вот и хорошо, что не
успели, сворачиваем! Штабу — недолго
собираться! Несут бегом, каждый знает, что. = А автомобиль уже готов, подан! Да и генерал поспешает,
как может, его под руку ведут. И уже — полный автомобиль!
И — тронулись! в сопровождении верховых
казаков, конечно, а там — экипажи, двуколки,
кто на чём — за ворота! ехать! ехать!
скорей! = Шоссе. Не шоссе, а поток бегущих,
не бегущих
(слишком тесно) — а льющихся. Каждому, каждому хоц-ца
жить, хоц-ца в плен не попасть — и пехоте-матушке; и на зарядных ящиках; и на пушках самих — все
отступают, а мы хуже, что ль? и повару при походной
кухне, трубное колено на бок; и обозникам! и обозникам-то
больше всего! им первым и положено отступать, а им дорогу перебивают! Смешанный гул движения. И в этой реке человеческой как проплыть автомобилю
корпусного командира, да чтобы всех быстрей, обгоняя? — ему-то особенно
быстро надо, его-то жизнь — самая дорогая! Гудеть? Не помогает. А вот как: передние казаки
расчищают дорогу, ну, хоть в обочину, что
тебе, морда?! — а на пустое место вплывает
автомобиль, и сзади замыкается сразу. Самого-то генерала голова
почти не держится, ему уже всё равно, везите, везите. = А солнце садится. И вдаль плоховато уже видно. Течёт
серая масса. Впрочем, там, впереди —
огонь. Крупней. Большой огонь. Ещё крупней, ближе. Это — Ортельсбург.
Он горит. Он — в едином пожаре. Часто и непрерывно трескается взрывками черепица. Как видно от головы колонны: = да просто ехать туда нельзя, через город.
= Колонна останавливается, останавливается.
Только автомобиль корпусного с казачьим содействием, взмахами шашек: — Ну что, бараны? Па-теснись!
— одолевает последние сажени
дорожного затора, сворачивает в сторону, в объезд. Покачался на бугорках,
поехал, дорогу показал, мимо
города. Трогаются и за ним (в освещеньи от
городского пожара). А назад уже темно. Но там, вдали, позади —
движение какое-то. Тревожное, быстрое движение — сюда! Продирающие вскрики! — Кава-ле-рия!.. — Об-хо-о-дят! = Переполох! Куда с шоссе? Пробка! Страх и ужас на лицах (при
пожаренном свете). Эх, была
не была! Свернула двуколка в сторону — через канаву, по ухабам! —
перевернулась! = Ничего! Сворачивают, кто может! Ружейные выстрелы. Это —
наши, из колонны. Бьют — туда, назад, в кавалерию! Её и не видно. Тени
какие-то, исчезли. = А тут — лошадь понесла, сшибло кого-то, да под
копыта: — А-а-а!.. А подале
слышится “ура-а-а!”. Гуще выстрелы. Не поймёшь, кто и бьёт.
Вон, в воздух садят. — Ро-та! в це-епь! залегай! Фигурки залегают по обе
стороны шоссе. Вспыхивают при земле
огоньки их выстрелов. = Лошадей ранило! Зарядный ящик — понесли! понесли! да на людей! да давят! — ра-а-а?.. а-а-а!.. Обезумевший обоз! люди в
сторону прыгают, с дороги бегут. Что несли, что держали ,
— всё кидают. = Ох, пушку покатило! Сшибла телегу! другую! Трещат, ломаются оглобли. = А тут — постромки рубят! Телегу — в
канаву, сами — на лошадей! Всё это видно
то в отсветах городского пожара, то на фоне его. = Раскатился зарядный ящик — люди прыгают
прочь. Чистая стала дорога от
людей, только набросанное
топчут лошади, перепрыгивают,
переваливаются колёса... И лазаретная линейка — во
весь дух! и вдруг — колесо от неё
отскочило! отскочило на ходу — и само! обгоняя! покатило
вперёд! колесо!! всё больше
почему-то делается, Оно всё больше!! Оно во весь экран!!! КОЛЕСО! — катится,
озарённое пожаром! самостийное! неудержимое! всё давящее! Безумная, надрывная ружейная пальба!
пулемётная!! пушечные
выстрелы!! Катится колесо, окрашенное
пожаром! Радостным пожаром!! Багряное колесо!!! = И — лица маленьких испуганных людей:
почему оно катится само? почему такое большое? = Нет, уже нет. Оно уменьшается. Вот, оно уменьшается. Это — нормальное колесо от
лазаретной линейки, и вот оно уже на издохе. Свалилось. = А лазаретная линейка — несётся без одного
колеса, осью чертит по земле... а за ней — кухня походная,
труба переломленная, будто отваливается. Стрельба. = Цепь лежит и стреляет — туда, назад. = А оттуда, из мрака, с дорогою рядом —
скачет! да, скачет конница на нас
сюда! ну, пропали, нет нам
спасенья! — и кричат, кричат нам драгуны: — Да мы же свои! Да мы же
свои, лети вашу мать! В кого
стреляете?! |