552
Мучительные колебания
Государственной Думы, а тем более её Председателя, — разъезжаться ли всем по
местам своего избрания для деятельной работы или, напротив, удерживаться в
Петрограде и заседать, — как бы толчком решились от случая с депутатом
крестьянином Саратовской губернии. В революционные дни он улизнул, не
сказавшись и Председателю, и поехал в свою Саратовскую.
Но в своей же родной деревне на сходе получил от стариков выговор: как же он
мог в такое время оставить Государственную Думу? И вот — воротился.
Урок! Урок народной
мудрости, к которой Родзянко всегда бывал прислушлив.
И урок, вдохновляющий к новой деятельности! Ну конечно
же, ну в самом деле! — разве это нормально для парламента: разъезжаться, когда
драгоценные силы каждого из них нужны именно в соединении?
И сегодня в библиотеке
Таврического Родзянко снова собрал частное совещание членов Государственной
Думы, чтобы обсудить этот эпизод и сплотиться.
Уже и библиотека становилась
слишком просторна для собравшихся, уже и тут сидели
они редковато. Сердце Михаила Владимировича сжималось — но он крупнодушно расширял его и тем заполнял пустоту мест.
Итак, он обсудил
поучительный случай с саратовским депутатом и очень просил более не
разъезжаться и передавать другим депутатам, чтобы собирались.
Далее он обрадовал их
сообщением, что с фронта получаются самые успокоительные известия, порядок в
Действующей армии не нарушается.
Тут очень кстати выступил
возвратившийся с Северного фронта депутат Дзюбинский.
Этот народоволец, в юности сосланный в Сибирь, а оттуда потом
делегированный в Думу, известный острый и беспощадный критик всего
правительственного, от кого привыкли слушать только недовольство, теперь
поднялся со своей уверенной широкой головой, столпообразно продолженной в шею,
и тоже радостно стал рассказывать депутатам, как прекрасно настроены войска и
как они рады переменам: теперь они знают, за что будут сражаться и
жертвовать жизнью. Также нашёл Дзюбинский, что и
генерал Рузский во всём хорошо разбирается, прекрасно осведомлён и смотрит на
будущее с верою.
От имени Государственной
Думы и её Временного Комитета Родзянко благодарил Дзюбинского
за полезную поездку.
И на местах, докладывали
депутаты, тоже всё спокойно.
На этом сегодняшнее
заседание закрылось.
Ну да у Председателя
оставался ж ещё Временный Комитет. Если кто возглавил и направил всю революцию
в самые рискованные дни, то именно его Временный Комитет. И он же стоял твёрдым
оплотом против опасности восстановления старого строя. И он же послал своих
депутатов везти арестованного царя из Ставки. И с дороги именно во Временный
Комитет слали депутаты телеграммы о том, как следует Николай. И являясь законным
держателем Верховной власти, имея право сместить любого министра
и даже всё правительство — не делал этого.
А Временное правительство,
напротив, не оценило всей этой незаменимой службы Комитета и даже стало в
несколько дней как бы вовсе его игнорировать, не держало в курсе
предпринимаемого. Князь Львов ни разу не позвонил Родзянке за советом.
А вот сейчас Николай
Николаевич получил заслуженную отставку с Верховного — значит, надо было
обсуждать новую кандидатуру, и с кем бы лучше всего это решить, как не с
Временным Комитетом? Однако правительство и движения такого не делало.
Правительство давало иногда
поручения Комитету, но если разобраться, то — унизительные: из-под августейшего
покровительства Марии Фёдоровны перенять в своё ведение Красный Крест. Или
руководить новоучреждённым Фондом Освобождения
России, как он издаёт и распространяет литературу, устраивает лекции, чтения,
беседы в поддержку Временного правительства.
Напротив, правительство
чутко, болезненно прислушивалось к прениям и мнениям какого-то Совета рабочих
депутатов, и с ними оно создало Контактную комиссию, совещаться
периодически. А Родзянко, а Комитет, а Дума знали о действиях правительства не
больше чем любой обыватель.
Так и, с другой стороны,
злополучный якобы член Временного Комитета Думы Чхеидзе — знать не хотел
Комитета и забыл своё думское происхождение, — но из другого крыла Таврического
пересылал по коридору грозные протесты против выпуска Временным Комитетом
каких-либо публичных актов.
И, конечно, вся солдатня подчинялась тому крылу. Конечно, Временный Комитет
не озаботился иметь штыковую силу, ни захватить население в струю пропаганды,
не мог раздавать недобросовестные посулы, — и в
результате только платонически мог быть недоволен Советом и Временным
правительством, а действовать против них не мог.
Но как же, как же все они не
понимали — трагичности, символичности и бесповоротности того, что они делали?!
Ведь Временное правительство, созданное Государственной Думой и обязанное
отвечать перед Думой, не только не отвечало на простые вопросы её, но
перехватило себе даже и коренную думскую законодательную работу, чего не бывало
и при царе! Раньше Дума негодовала, что в её перерывах издавались законы по
87-й статье, — а теперь потекла сплошная 87-я, правительство само издавало
закон за законом, мол при нынешнем положении страны
оно не может дожидаться санкций Думы. Да посмотрите же в зеркало, господа!
Парламент победил — и что ж,
он стал ненужен? Народ победил — и что же, народное
представительство стало ненужным?
А для кого же все эти годы
добивалась Дума власти — если не для Думы?
Страшная поздняя догадка
теперь впустила когти в сердце Михаила Владимировича: да не с самого ли начала,
все 10 думских лет, революционное крыло да и все
кадеты использовали Думу лишь как прикрытие своих целей?
Ведь вот и Николай завещал
Михаилу: править в единении с Государственной Думой (а не с
Временным же правительством).
Да, в глазах народа Дума
была взнесена необычайно высоко, сегодня во всех дальних углах России всё
совершалось именем Думы, все знали и верили только в Думу, — и ни в провинции,
ни в армии поверить бы не могли, что и Дума и её Председатель совсем не
облечены никакою властью.
И публично объявить это —
Родзянко не решился бы, больно.
Могло бы правительство князя
Львова понять, какой драгоценный символ для них хотя бы идейное существование
Думы? Ведь наступит час и правительство само будет
искать поддержки Думы против левых эксцессов.
Но они этого не понимали.
Сглублялась горечь в горле
Председателя. И рассасывал он её только неустанной работой.
Всё ещё приходили сотни
приветственных телеграмм, надо было во множестве их читать и на
какие-то отвечать. Телеграммою чтил Председателя и генерал Рузский: о том, что
штаб его Северного фронта принял новую присягу, и с полной преданностью и
горячими пожеланиями успеха... И Родзянке же слал телеграмму Союз русского
народа: что он предлагает свои услуги Временному правительству. И инспекция
фабричного труда отдавала себя в распоряжение Временного Комитета. И начальник
боевой дивизии выразительно телеграфировал Председателю: в вашем лице
приветствуем обновлённую Россию. Достойнейшему представителю, столь мощно и
твёрдо ставшему в решительную минуту против тёмных сил...
Да с фронта катили не только
телеграммы, но делегации, — и кто же мог выходить к ним в Таврическом дворце,
если не Родзянко? Приехали делегаты Острожского полка, привезли резолюцию:
великое солдатское спасибо за обновление нашей родины! Если мы чего и боимся,
то — что происками тёмных сил нам не дадут закончить победой... И делегаты Малоярославецкого полка: с восторгом встретили
переход власти в честные руки и будут защищать Государственную Думу до
последней капли крови! ... И манифестация украинцев в малороссийских костюмах:
как можно энергичнее продолжать войну с Германией!
А в промежутке между
делегациями Председатель писал какое-нибудь воззвание. То он призывал деревню
вывозить хлеб, а теперь не упустить призвать её сеять новый.
Всем, кто трудится над
землёй. Без хлеба — ничего не будет. Государственная Дума просит вас, чтобы не
остались поля незасеянными. Исполните свой святой долг — сейте каждый на своём
поле. Весь излишний хлеб будет куплен правительством по необидной цене...
Сколько ж, сколько было в
России дела! Уже и снявши с себя управление, Родзянко едва прогребался через
дела.
А сегодня к Председателю
явилась и вовсе необычная делегация: митрополит Владимир с полным составом
Святейшего Синода! Родзянко с почётом принял их и рассадил, и угощал, готовый
служить святым отцам.
А они пришли — с жалобой на
конфликт с правительством. Сперва,
неделю назад, обер-прокурор Львов объявил им, что Церкви будет полная свобода в
самоуправлении, а правительство остановит, только если что несогласно с
законом. Синод поверил и издал успокоительное послание к православному народу.
Но всего через три дня Львов энергично заявил Синоду, что Временное
правительство считает себя в прерогативах прежней власти, отказал в созыве
церковного Собора и отдал распоряжение о подготовке церковной реформы по воле
правительства. Тогда Синод пожелал обсудить новый закон об управлении Церковью.
Львов ответил, что выработает без Синода, и даже ревизию церковного хозяйства
будет вести сам, и назначать епархиальных иерархов он тоже будет сам, чего не
делал и Самодержец, глава Церкви! После этого 6 иерархов подписали заявление,
что не считают возможным оставаться присутствующими в Синоде. Позавчера
присоединился и весь Синод: считать поведение обер-прокурора неканоническим и
довести до сведения Временного правительства.
Итак, это был шаг Синода, не
виданный во всей русской истории! Синод заявляет, что и он хочет
воспользоваться свободами, объявленными всем гражданам, а если нет, то полным
составом подаёт в отставку!!
Эти дни, руководя
государством, Родзянко совсем упустил думать ещё и о Церкви, — а тут вот что!
Он был ошеломлён явлением этих клобуков в свой кабинет, как будто преображённый
и лучистый от блеска крестов с алмазами. Этих высоких духовных лиц он привык
почитать издали, во время торжественных служб, — а тут вот все запросто они
пришли к нему — и чего же хотели?
И сердце его было на стороне
Синода и трепыхало от возмущения этим чёрным
разбойником Львовым. И пришли они сюда — как ко Главе
государства. И проблема была огромна и почётна, чтобы Председателю её и поднять, а кому же?! Поднять — и тряхнуть — и
громыхнуть — и проучить этих зазнавшихся министров! И сердце его — бурлило от
гнева!
Но... Но... Конфликт с правительством сегодня — был бы грозен. Невозможен.
И — некем его проводить.
И нельзя раскалывать силы
порядка перед анархистами из Совета.
И... И... Со всей своей
вальяжностью и многоданной властностью Председатель
стал уговаривать членов Синода — как-нибудь с отставкою погодить. А там
как-нибудь уладится.
А церковным иерархам и
всегда доступна идея смирения. Они и сами понимают, что невозможно оставить
Церковь без кормила. Что всё равно неизбежно им вести дела до созыва нового
Синода.
И благоразумный Сергий
Финляндский высказал, что не следует своим слишком большим упорством подрывать
молодое Временное правительство. Нужен компромисс с властью.