584
Александр Иваныч вернулся в Петроград сильно усталым,
даже надломленным. После четырёх дней тяжёлой поездки, и ведь внаклад на сердечный приступ, и воскресенья не было, уже
второго подряд, — хотелось бы Гучкову не сразу
объявляться в Петрограде, не тащиться в довмин, а тем
более на заседание правительства, но понедельник пролежать дома как бы ещё не
вернувшись: весь день лежать, набраться сил, удалить мысли, — а с утра во
вторник в министерство.
Уговорился с адъютантом
Капнистом, что тот будет в довмине наблюдать и
звонить, если что. И поехали с Машей прямо с вокзала домой, на Сергиевскую, и
сделал, как хотел: разделся и лёг в постель.
Маша была в заботе, и даже
подчёркнуто, с твёрдостью: что вот он не обошёлся без неё в трудный момент.
Да, не обошёлся. Этот
сердечный приступ обуздал его и наполнил смирением. Не только не было энергии
продолжать с женой мелкую борьбу и доказывать свою правоту — но каким-то глохлым равнодушным слоем обложило всякие его залёты в
будущее, всякие картины себя, ещё не старого, отдельно от тяжёлой жены. Нет уж,
видно, как шло — так шло.
На столике лежала
пригласительная карточка от Лидии, сестры Вяземского, — на литургию и панихиду
9-го дня в Лавру. На день, когда он уезжал в Ригу.
Ещё одно напоминание о
вечности. Но живых — ведёт жизнь.
Однако покоя в постели Гучков не нашёл. Мысли, возбуждённые поездкой, не улегались, а дыбились, тревожно распирали. Бесповоротное
снятие Литвинова с 1-й армии, уже решённое, — не ждало, надо было осуществлять.
А по ходатайству своих молодых приближённых советчиков решил сразу снимать и Горбатовского с 10-й армии.
И — сколько ещё придётся их
снять, двигаясь дальше к югу?
А ещё же — и Рузского
снимать.
Брусилов — тот будет
сотрудничать.
А Сахаров — куда годится?
Гучков постарался вернуть мысли в
приятную сторону. Скорее заполнять эту ведомость генеральских аттестаций.
И приятно подумать, что за
эти дни мог уже приготовить Апушкин, молодой военный
беллетрист, генерал, назначенный перед отъездом Гучкова
начальником управлений военно-судного и военного прокурора. Создать совершенно
новые правовые начала в армии — это была гигантская и заманчивая работа.
Военно-полевые суды надо решительно отменять, они сгустили в себе символ
реакции, не вяжутся с образом свободы. И Гучкову,
когда-то поддержавшему с судами Столыпина, — особенно
неприлично. Не простят. По крайней мере, отменить вне театра военных действий.
А лучше — повсюду.
Но на этих мечтах Гучкову не удавалось удержаться, а в голову, освобождённую
от мельканий поездки, опять вплывало нерешённое само, на чём он тут его
оставил. И всё было трудное.
Казанский Военный округ. Гучков распорядился тогда освободить генерала Сандецкого из-под ареста — но казанский Совет солдатских
депутатов вновь посадил его, да на простую солдатскую гауптвахту и под
усиленный караул. Теперь ехали из Казани или уже приехали уполномоченные Совета
убеждать военного министра, что так надо, а он должен убедить их отпустить
генерала. Не сегодня, так значит завтра предстоит эта
беседа.
А ещё же — оставались без
атаманов, отстранённых, — забайкальское и терское казачьи войска, — теперь же и
туда простиралась компетенция Гучкова. Пока Гучков ездил или лежал — а войска были без атаманов. Ну в
Терское, оказывается, поехал Караулов, может выберут
его.
А занявшись казаками —
нельзя было не задуматься о приказе: освободить их от наказаний, налагаемых
атаманами. Всеобщие свободы надо непременно и поскорей распространять также и
на казаков — чтоб отобрать их из мира насилия в мир свободы.
А эти, вгорячах
навыбранные из солдат в офицеры? ведь их теперь так
просто не разжалуешь.
А во флоте? Натворилось невообразимое: после убийства Непенина адмирал Максимов по сути
не был назначен ни Гучковым и никем, а избранный
матросами в минуты бунта, так и остался, нагло. Не был назначен — но и сместить
его теперь Гучков не смел: при нынешней обстановке в
Балтийском море вполне могло стать, что, как лёд сойдёт, Максимов приведёт
эскадру и просто возьмёт Петроград в матросскую власть. Уж лучше не трогать.
И продолжал же висеть над
Петроградом и над всей Россией так и не решённый вопрос об отдании чести. Совет
депутатов честь отменил, министр промолчал, поливановская
комиссия разрабатывала, — а каждую минуту на улицах сотен городов встречались
военнослужащие и — отдавали честь? не отдавали? как же?..
Тем временем звонил из довмина граф Капнист.
Один раз: что всё — ничего,
но разные люди очень ждут. У полковника Туган-Барановского
важный новый проект, обсудить. Полковник Туманов вернулся из Ставки — доложить
обстановку. (Да, это Гучкову надо
слышать: полковник должен был посмотреть на Алексеева глазами Гучкова. Об Алексееве-то важнее
всего было Гучкову иметь суждение, принять решение.)
Потом: эти два дня тут ожидал барон Врангель, начальник Уссурийской конной
дивизии, у него письмо от генерала Крымова, но — лично министру, отказался
передать в другие руки.
— Так это очень важно! Я
готов принять письмо. Шлите его ко мне!
— Сейчас как раз его нет:
рано утром был — ушёл.
Вот, и Крымова проездил...
Потом: привезли из Москвы
арестованного Мрозовского. Пока, в ожидании министра,
поместили его в Мариинском
дворце, под отдельной охраной.
Ну пусть пока. Сразу не
сообразишь, на всех времени не найдёшь.
Ещё: привезли арестованного
командующего Иркутским военным округом. Ну, завтра.
Пока всё. Не прислать ли
газет за время вашей поездки? Есть кое-что отмеченное. Ну, пришлите.
Как нужен был бы один
покойный день! Не было.
Привезли газеты. Читал лёжа.
Прочёл своё воззвание об
угрозе Петрограду. Набатно звучало.
Своё воззвание вместе с
Алексеевым.
Несколько правительственных
воззваний.
Своё воззвание против
шпионов. Совершенно необходимое: военная контрразведка чувствует себя
разгромленной, все и везде подозревают полицейский сыск, не стало возможности
работать. А Финляндия, после снятия пограничной жандармской охраны, наводнена
немецкими шпионами.
И сюда же затёсана была
большевицкая «Правда». Неужели и эту гадость должен был министр читать? Да,
большая отметка красным карандашом.
Прочёл, обожжённый
обидой. Звали — не верить военному министру, развязно и даже бессмысленно
нападали на его приказы. И даже — на приказ о немецких шпионах. Ну, это уже
чёрт знает что! Как же иначе вести военное министерство во время войны?
И не отвечать же «Правде»!..
Но Гучков
сильно расстроился. Где были эти большевицкие газетчики, когда Гучков громил великих князей, громил Распутина, а его
травили с верхов? Где они были, когда Гучков писал громовые открытые письма и составлял тайный заговор?
И так писала «Правда»: «в
армии всех старых начальников должны сменить революционеры». С каким безумием
это пишется? Сменить — да, но почему революционеры?
Да что! В газетах и лучше
было! За эти дни был напечатан неизвестно кем составленный, не прошедший
военного министерства, какой-то шальной проект создания особой «Петроградской
армии»: «Увековечить ту огромную роль, которую сыграли войска петроградского гарнизона в уничтожении старого режима... Из
всего петроградского гарнизона составится отдельная
армия в несколько корпусов с постоянным квартированием в Петрограде. Всем частям будут присвоены
навсегда отличительные названия, свидетельствующие о роли, которую они сыграли
в историческом моменте. Нынешние запасные батальоны будут развёрнуты в
полки...»
— Вот эта недоученная рвань? — Гучков расхохотался через
мрак. — Ах вот что! И как же они будут вести военные
действия? Какой же это стратег придумал?..
И всё это — минуя военного
министра?
Да, воистину ещё не было
такого военного министра в России! Чтоб о подобном проекте узнавал из газет...
Да... Бразды надо забирать потвёрже.
Опять позвонил Капнист:
генерал Крымов сам прибыл в Петроград!! Телефонирует и спрашивает: когда
военный министр может его принять?
Вот отлично! Это —
конквистадор!
— Скажите генералу: через
час, если он может. Я буду в довмине.
Старый соратник.
Единомышленник. Сила! Он и поможет сейчас наладить.
И у самого
откуда бодрость! — быстро одевался. Крымов — это замечательно! Это — первый и
важнейший сейчас в армии человек.
По-настоящему, надо теперь
Крымова — одним смелым махом назначить на Верховного!
Только так и делаются великие дела. В Алексеева — Гучков
не верил. Он боялся его уступчивости в любом неконтролируемом направлении. И
ощущал в нём противодействие своим реформам. Но и — снять Алексеева сейчас
невозможно, слишком много изменений в короткий срок, всё зашатается. Поэтому
идея: пусть Алексеев пока исполняет должность Верховного, а назначить к нему
начальником штаба — Крымова.
Крымов был из тех генералов,
которым всё не попадается, не попадается дела по плечу.
ДОКУМЕНТЫ
— 26
Ставка, 13
марта
ГЕНЕРАЛ
АЛЕКСЕЕВ — ГЕНЕРАЛУ ЖАНЕНУ,
французская
военная миссия при Ставке
Считаю
своим нравственным долгом во избежание тяжелых последствий от недомолвок
высказать с откровенностью... Переживаемое Россией внутренне-политическое сотрясение... Запасные части
внутренних округов пришли в моральное расстройство и не могут дать
укомплектований раньше июня-июля.
...
посмотреть прямо в глаза событиям и сказать с необходимой откровенностью, что
можно рассчитывать на наше широкое участие в операциях только в июне-июле.
ДОКУМЕНТЫ
— 27
Псков, 13
марта
ГЕНЕРАЛ
РУЗСКИЙ — ГЕНЕРАЛУ АЛЕКСЕЕВУ
...
Состояние Балтийского флота внушает опасение, поэтому правый фланг Северного
фронта и подступы к Петрограду являются необеспеченными... Это заставляет меня
просить вас усилить войска Северного фронта, передав
сюда до четырех корпусов...