19
Так и знал, так и знал
Михаил Владимирович, что народное негодование неминуемо прорвётся! Даже французская
делегация говорила недавно: «Вы заслуживаете лучшего правительства, чем есть!»
И вот — правительственная политика начала давать свои роковые
плоды! Она вызвала недоверие всех мыслящих русских кругов к своему
государственному аппарату! Строй государства с каждым днём отставал от
самосознания общества! По вине этого правительства и создалось роковое
разъединение власти и народа! Своей манерой повелевать оно и сеяло первые
семена будущей революции! Уже с 1914 года Председатель Государственной Думы да и другие пророчили, что правительство не справится,
наделает массу ошибок! И действительно: противоречивые, лишённые единого плана
и мысли распоряжения правительства неуклонно увеличивали общую дезорганизацию
всех сторон жизни. Все распоряжения высшей власти как бы направлялись к особой
цели: ещё более запутать положение страны. Можно было не обинуясь утверждать,
что правительством руководит распутинский кружок, а
сам он служит интересам Германии!
Да и чего можно ждать от
этих ничтожных людей, кто случайно появляется у власти и не умеет проявить ни
одного высокого порыва? Они не могут добровольно отрешиться от власти, ибо им
не хватает любви к народу. Той самозабвенной любви к народу, которою кровоточат
все сердца народных представителей — и вдесятеро от них огромное тревожное
сердце Михаила Владимировича!
А привело себя к крушению
правительство потому, что сопротивлялось общественной самодеятельности, усилиям
всего общества помочь общей беде — безо всякой же задней мысли, с одной целью
поддержать правительство в трудную минуту! Тревога России об обороне была так
естественна и необходима! — но единение страны вселяло в правительство страх, —
и все старания Государственной Думы успокоить, а не возбуждать население
оказались бесплодны. Чьей-то невидимой рукой упорно вносилось в народ
раздражение и недоверие!
А зловещим олицетворением
этой преступной политики стал гнусный Протопопов —
перебежчик и двурушник! И всей Государственной Думе, и всему
Прогрессивному блоку было оскорбительно, что этот видный успешливый
их член оказался такой низкий изменник, падко кинулся в лагерь правительства,
но Михаилу Владимировичу Родзянко оскорбление было двойное, ещё и личное: что
этот ничтожный человек годами замещал его в председательствовании Думой, что
Родзянко прежде сам предлагал его в министры, правда, промышленности-торговли.
Но каково ж было его изумление, когда Протопопов, воротясь
главой думской делегации из заграничной поездки, — пришёл с отчётом не к
Михаилу Владимировичу, но был вызван к Государю помимо него! — и так начались
их таинственные и позорные переговоры со Штюрмером о министерстве внутренних
дел. Возмущению Михаила Владимировича не было границ.
И вот — народное негодование
прорывалось! Вчера были в Петрограде волнения, которых Михаил Владимирович не
мог оставить без внимания: рабочие покидали заводы и большими толпами шли в
центр города — правда, с неизвестной целью: не к Государственной Думе. Сегодня,
справедливо (да и с чувством возмездия) ожидая продолжения волнений и желая
разгадать это народное движение, — Родзянко, покинув думские прения полыхать
часть дня без себя, самолично поехал туда, откуда
движения начинались: на Васильевский остров и Выборгскую сторону. И ему самому
довелось наблюдать величайшее волнение рабочих женского пола, по-видимому — из-за
неравномерности продажи хлеба. И снова толпы шли к центру с неизвестною целью.
А чем избывал всегда Михаил
Владимирович — это инициативой и энергией. Кто-кто, но не он мог бы быть
безучастным зрителем развала государственности! Ещё не успел его автомобиль
воротиться с заречной стороны, а его проницанию уже представилась и вся
картина: преступное и беспомощное правительство пожинало плоды своей тёмной
политики! Прорвалось именно то, о чём всегда предсказывали лучшие люди
общественности!
Глубоко глядя, дело было,
конечно, не в хлебе — но в народной обиде на то, как обижало правительство его
народных избранников. Дело было не в хлебных перебоях, а в политическом
недоверии населения к власти. Почему бы вдруг стало не хватать хлеба? Потому
что население не везёт зерновых продуктов на рынок. А почему оно не везёт
зерновых продуктов на рынок? Потому что не доверяет этому правительству и
опасается неумелых распоряжений властей.
Потому что меры, которыми
разрушается снабжение России продовольствием, — не просто неумение или
непонимание, но чьё-то намеренное расстройство тыла, чтоб затруднить
продолжение святой борьбы.
Итак, дело-то, конечно, не в
хлебе, и ситуация требует радикального лечения. Но даже и в
узком хлебном вопросе можно было оказать народу решительную помощь, вместе с
тем принципиально потеснив правительство, а заодно нанеся и сильнейшее
поражение Протопопову: ведь Протопопов всё время
боролся за захват продовольственного дела от министерства земледелия в
министерство внутренних дел, — так вот теперь от всяких вообще государственных
чиновников, ото всех этих Вейсов да передать хлебное
дело Петрограда — петроградской городской
думе! Это значит одновременно: и передать в верные руки общественности, которые
заботливо, горячо схватятся за дело, — и ещё раз показать всей столице и всей
стране неумелость, бездарность и обречённость правительства.
А когда что закипало в
объёмной груди Родзянко (склонять свою фамилию по падежам он не одобрял и не
разрешал) — то этому ревущему пламени мало кто мог противостоять. Так и сейчас:
деятельный думский вождь прежде всего бросился на
квартиру к Риттиху. Тот был простужен и с сильным
насморком сидел дома. Давя его всею своей крупнофигурностью
и значением такого домашнего визита, Второй Человек государства легко получил
согласие министра земледелия: занятый всем необъятным движением хлеба из
далёких углов страны, он легко уступал внутристоличное
распределение, а скрытой здесь общественной мины не увидел.
Теперь надо было так
двигаться в недрах правительства, чтоб обойти стороной изменника и подлеца Протопопова, пока он не
узнал и не догадался. И уговорил Родзянко Риттиха —
просто жаром своим оплавил, что только быстрое действие здесь может спасти
Россию: ехать немедленно к военному министру, а через того воздействовать на премьера
князя Голицына.
И хотя путь этот был
необъясним с точки зрения закономерной, но в вулканическом родзянковском
дыхании всё пробилось — и часа через два в роскошном своём думском кабинете он
получил телефонный звонок, что сегодня же вечером в Мариинском дворце состоится совещание по предложенному им
плану.
Именно: председатель
Государственной Думы, несколько думцев, председатель Государственного Совета
Щегловитов, городской голова и несколько членов правительства. (Протопопова они и сами не любили и не позвали). Собраться —
не для стенограммы, но для делового сговора.
И вечером в синебархатном зале состоялось это экстренное совещание.
Неутомимый трёхжильный Риттих докладывал всё то же, что и в Думе, но без протестов оппозиции. Что
запасов ржаной муки в Петрограде — более полумиллиона пудов (не считая военных
складов, где значительно больше), значит, больше 700 тысяч пудов хлеба. Даже при раздутом до двух с половиной миллионов населении
Петрограда — это, на потребляющих ржаной, по фунту в день на человека, если не
будет никакого подвоза. Что опасения, проявляемые населением, не имеют
основания, а вытекают лишь из тревожных слухов. Что острый мятельный
перебой железных дорог — уже позади, завтра же прибудет 100 вагонов с подгородней станции Любань, и будут рассасываться заторы
узловых станций, в марте должно приходить не меньше 35-40 вагонов каждый день,
а каждый вагон — это тысячи пудов муки. Что проблема скорей в лошадях, которых
в Петрограде до 60 тысяч, и большая доля хлеба скармливается им. И что у правительства
нет возражений передать хлебное дело городскому
самоуправлению. Зато мяса — 180 тысяч пудов, и столько же у армейских
уполномоченных, а из Сибири надвигается 1000 вагонов мороженного
мяса, сколько не могут даже принять холодильники Москвы и Петрограда.
Родзянко это выслушал и
настаивал, что продовольственное дело должно быть немедленно передано
городскому самоуправлению.
Так и правительство
согласно.
И холодно взвешенный,
твёрдый, сообразительный Щегловитов тоже мгновенно поддержал своих обычных
противников.
И оказалось — никого против!
Правда, придётся менять
некоторые статьи законов: расширить права городских самоуправлений. Но
правительство взялось сегодня же ночью составить проект таких изменений и
завтра же заявить его в Думе. Родзянко дыханием благородной груди заверил, что
Дума примет законопроект в самом спешном порядке. Щегловитов обещал, что не
задержит и Государственный Совет.
И в тёплом единении решили
единогласно (как ничто нигде уже давно): пока назначить общественных представителей
для надзора за выпечкой хлеба. А как только городская управа сумеет — так и
заберёт всё заведывание себе. А во второй половине марта начнут действовать и
хлебные карточки.
Правда, сколько-то дней, недели
две, понадобится на процедуру, знал Родзянко свои думские затяжки и своих
говорунов о постороннем, — но всё равно, одержанная им сегодня победа была
колоссальна! Наконец-то хлебное дело перейдёт в честные и расторопные руки
общественности!
И он везде успел сегодня: и
Думой продолжал руководить — и спас столицу от голода!