92
Явление полковника Кутепова очень подбодрило всех в градоначальстве:
неоспоримо боевой готовный вид, которого даже и
объяснить нельзя, из каких он чёрточек складывается, а каждому здесь генералу
было сразу видно, что этот полковник отличается ото всех них тут —
отчётливостью решений, ясностью приказаний и сразу к делу. Не только не
удивился, не заколебался, не отговаривался, — принял приказ, будто для того и
приехал с фронта в Петроград. И через десять минут уже ушёл исполнять.
Настроение штаба очень
окрепло, и ждали теперь конца волнений.
Но пришли известия, что
мятежники уже валят через Марсово поле к Зимнему дворцу! И для отражения этой
новой угрозы не было больше никакого отряда, как только вернуть отосланного Кутепова. Аргутинский-Долгоруков взялся нагнать его и
повернуть.
Да уж куда б ни двигался —
только бы двигался. Исчерпаны были все резервы и все возможности штаба Хабалова,
нельзя же было до конца и свой штаб оголить без охраны. И оставалось им только
по городской карте следить и предполагать, что где может дальше твориться.
А узнавать они могли только
по телефонам. Так узнали, что захвачен Орудийный завод, при этом заколот
генерал. Разгромлены и подожжены Дом предварительного
заключения и Окружной суд. А брандмайор, приехавший туда с пожарной
командой, звонил, что толпа не даёт ему тушить. Приказал Хабалов найти и
послать туда второочередную команду, чтоб отгоняла мешающую толпу. (Но, кажется
не нашли и не послали).
Как будто же состояло в
Петрограде 14 гвардейских запасных батальонов — а резерв ниоткуда не
натягивался. Одни батальоны отвечали, что совсем у них нет свободных рот или
нет надёжных рот, некого послать. Лейб-гвардии Финляндский отвечал с
Васильевского острова: две надёжных роты есть, но только ими мы сдерживаем
остальной батальон, чтобы не взбунтовались. Никто не хотел рискнуть и послать.
И Хабалов не рисковал взять на себя приказание.
Тут доложился инспектор
классов Николаевского военного училища: его юнкера волнуются, хотят выйти с
оружием в руках на улицу, чтобы навести порядок!
Хабалов перепугался: только
этого ещё не хватало, вмешать юнкеров! — за них ответственности не оберёшься. И
приказал полковнику: запереть ворота, двери, и ни под каким видом юнкеров не
выпускать! И такое же распоряжение послал по всем училищам. Да уж он-то был по
юнкерам специалист, он их образованием занимался.
Не было резервов, но и вот
что: не было боеприпасов, даже десятка патронных ящиков. Никто не мог
предполагать столкновения в городе, в центре нигде не осталось складов, кроме уже захваченных мятежниками, а остальные — на
окраинах, и недоступны.
А от Кутепова
не первый раз телефонировали, что надо озаботиться кормить солдат. Легко
сказать! — а из каких запасов их кормить? И где же под рукой возьмёшь полевые
кухни, что ли?
Хабалов понимал, что надо
как-то действовать, — но не мог увидеть, угадать никакой возможной линии
действия. А главное — никаких же резервов. И он опустился до безразличия, и
костенел в нём. Как пойдёт. Может вынесет.
Единственное сообразил: ведь Государь
ещё и вчерашних событий с Павловским батальоном может быть не знает. И тем
более сегодняшних никаких. Так надо телеграфировать хоть кратко — хотя и
страшно взять на себя.
Составил телеграмму. И,
удобно, добавил: что необходимо немедленно прислать надёжные части с фронта.
Никакого резерва войск не
было — а все требовали прислать охрану. Требовала телефонная станция — на
Морской улице, тут, у Гороховой. Это было самое важное изо всего, послали туда
взвод пехоты и 40 всадников. Требовал Литовский замок, арестантское отделение.
Но в Петрограде состоял десяток тюрем — и разве есть сила их защитить?
Потребовал охраны и князь Голицын, да не к Мариинскому
дворцу, что понятно, но к собственной квартире на Моховой улице. Хабалов
замялся: нет резервов. Да хотя бы человек двадцать, запереть квартал с двух
сторон. Двадцать человек не помогут, только кровопролитие. Моховая — она там рядом с Литейным, в самом кипении.
Литейная часть была, видно,
потеряна. А тут стали звонить из лейб-гвардии Московского,
с Выборгской стороны — что мятежники прорвали Литейный мост, колоссальные толпы
запруживают Сампсоньевский проспект, сопротивлявшиеся
офицеры кто убит, кто ранен, роты ненадёжны и даже лучше удержать их в
казармах.
Терялась и Выборгская часть?
Это было тем особенно плохо,
что мятежники оставляли позади себя Охту и Пороховые,
а если подожжётся, взорвётся один из пороховых
заводов — от Петрограда ничего не останется. Задача возникала: как бы оттеснить
мятежников от Пороховых к северу? Но опять же
придумать ничего было нельзя, нигде нет готовых войск.
Градоначальник Балк уже докладывался утром по телефону Протопопову,
но бесполезно, тот только спросил ответно: «И что
по-вашему нужно делать?» И просил продержаться до вечера, а вечером подойдут
свежие войска.
А Государь требовал — именно
сегодня и прекратить все беспорядки.
Они тут, в градоначальстве,
между собой, и должны были всё найти и спасти.
И для того к их услугам было
три телефона, не перестававших работать.
И по одному —
министр-председатель князь срочно вызывал генерала Хабалова к себе на Моховую.
Вот так-так... И штаб
бросать — и ещё как доедешь?
Хабалов уехал.
А телефоны — телефоны
продолжали надрываться, ведь это были всем известные телефоны градоначальства,
а кто номера не знал — соединяли их барышни. Едва давали отбой одному разговору
— звонили вновь. И все непременно требовали градоначальника.
Звонила графиня Витте,
опасаясь за свой особняк.
Звонили неименитые
обыватели, в тех же опасениях.
Звонила графиня Игнатьева:
она молит Бога ниспослать градоначальнику сил.
Звонил бывший
премьер-министр Трепов, ободряя. Он знает спокойствие
Балка и уверен, что порядок будет восстановлен.
Звонил городской голова Лелянов,
в очень хорошем настроении и чрезвычайно любезен. Он просит извинения, что
отрывает градоначальника, но только что на заседании городской думы
окончательно решено передать городу всё продовольствование,
и он как председатель комиссии назначил её заседание на завтра в 4 часа
пополудни. Завтра будут избраны представители городских районов, и
продовольственный вопрос облечётся в более жизненную форму. Так вот, удобно ли
для господина градоначальника это время завтра, присутствовать?
Звонил какой-то фронтовой
офицер: толпу можно успешно рассеивать обыкновенными дымовыми бомбами. (Но не
только не было у них с Хабаловым таких бомб, а вообще первый раз они слышали о таких).
Затем ворвались два офицера,
требуя автомобиль для уборки раненых и убитых: неубранный вид производит дурное
впечатление на публику. Собирались и другие неизвестные офицеры в приёмной.
Настроение сгущалось. Истерически рыдал капитан Кексгольмского
батальона.
Прорвалась француженка с
прислугой, назойлива и несчастна: сегодня она нигде не может достать белого
хлеба, а от чёрного хворает. Балк
велел, и ей принесли на подносе французскую булку. Гостья пришла в восторг и
ушла, расточая благодарности.
А от Кутепова
сведения прервались.
Хабалов вернулся от
министров ещё более угнетённый: своими глазами
повидал, послышал на улицах.
Нет, надо всё же начать
стягивать где-то новый резерв. И лучшее место для этого — Дворцовая площадь.
Стали снова телефонировать
по батальонам — к семёновцам, к измайловцам,
к стрелкам, егерям, гренадерам.