98
В воскресенье так уже всё
замирало, что в понедельник утром на Бестужевские
курсы слушательницы собрались: да надо же всем повидаться, новостями
обменяться, да что-то решать!
Первая двухчасовая лекция
прошла почти спокойно — но к концу её стали распахиваться двери аудиторий, и из
коридоров выкрикиваться огневые новости. Курсистки стали выбегать, захлопали
двери, и лекции скомкались.
Вероня с Фанечкой
ощутили вину, что опаздывают, сегодня не принимают участия. Решили: бросать
занятия, бежать, будоражить! Получили по большой буханке хлеба (городская Дума
с субботы наладила продавать хлеб курсисткам в здании курсов), занесли к Фаниным старикам, бросили, занесли к тётушкам, бросили,
чтоб им в хвосте не стоять, — и понеслись по Васильевскому.
Однако, хотя с той стороны
Невы доносилась даже несомненная стрельба, — тут, на Васильевском, сегодня
ничего революционного не происходило: шли себе прохожие — а толпы не
собирались, никто ничего не громил и даже песен не пел.
Позор! Васильевский остров,
который начинал бить булочные и демонстрировать из первых, — теперь как в
спячку впал, не густился. И где же были все эти тысячи забастованных
рабочих? У тех же булочных стояли те же хвосты, но уже с извечной российской
покорностью.
Прохожих? — не станешь
останавливать агитировать. Попробовали девушки заводить речи у хлебных хвостов
— тот же людской материал. А забастованные рабочие
сидят по домам? — и не из квартир же их ходить вытягивать.
Вернуться на курсы?
собраться курсисткам своей отдельной демонстрацией и выйти? Не догадались
сразу, а теперь все сознательные уже разбежались, а если кто остался дослушивать
лекции — так и будут до конца.
Дразнить полицию? Но и
полиция уже не стояла больше нигде одиночными постами, а либо крупными
нарядами, либо сидела засадами по своим участкам.
Конечно, можно было выбрать
себе лёгкий жребий: под видом мирных барышень перейти мост, отправиться в
центр, а там уже влиться в общее кипение. (Саша в своём Управлении конского
ремонта — там от центра событий недалеко и, уж конечно, времени не теряет,
счастливец!) Но их долг был — действовать тут, где они есть, на Васильевском
острове.
И решение оставалось только
— призывать войска! — Финляндский полк, там и сям стоявший по острову отрядами.
И Вероня с Фанечкой бросились
бегать от одной солдатской цепи к другой, где ограждение, где оцепление у
завода, — и бесстрашно, пользуясь преимуществом пола, подходили вплотную к
цепям, игнорировали старших офицеров, а обращались прямо к солдатам или к
молоденьким прапорщикам — и объясняли, что они служат угнетению, и призывали
переходить на сторону народа — а прапорщиков ещё отдельно стыдили. И ни один офицер их не
отогнал, никто не толкнул, а прапорщики и краснели. Но солдатская пассивность
разочаровала безгранично: ничего не отвечали, как не слышали, не видели, а
некоторые хмурились, даже и бранились, даже и не совсем прилично.
На эту бесплодную агитацию
много времени ушло, цепь от цепи далеко отстояла, Васильевский остров большой,
и всё пешком, девушки избегались, встречали и других таких неудачниц — и у всех
зря.
Так и проходил день — и без
результата.
А из центра — всё ясней стрельба!
И уже — дымом потянуло! Дым от пожара, это — да!
Забежали к Фаниным старикам перекусить, а тут — и телефонные новости,
Раиса Исаковна от телефона не отходила: да в городе
настоящая революция! — это слово можно уже и произнести!
И решили девушки, что раз
сырое не поджигается — хватит с них, они свой долг выполнили — и могут
отправиться в город и влиться.
На Дворцовом мосту их уже
знали как агитаторш, могли не пропустить. Пошли через Николаевский.