176
Вчера
вечером, уже выбежав благополучно из Зимнего, павловцы
не бежали дальше, стали разбираться, особенно учебная команда. С нею и прапорщик Андрусов.
Шли себе в казармы. Но по
дороге к павловцам выскакивали из толпы женщины,
барышни, хватали солдат за руки, совали им и даже прикалывали куски красной
материи.
И офицеры не смели кричать:
отойдите! или — не берите!
Да зачем бы и кричать?
Совершалось какое-то огромное перемещение людских настроений, и Андрусову даже
радостно было. Он участвовал в чём-то неповторимом.
Но ещё необыкновенней
вчерашний день закончился: у казарм учебной команды на Царицынской улице стояли
рабочие и студенты с винтовками — и не пускали солдат в их собственные казармы,
а велели им больше ходить по улицам.
И так изменились все
порядки, что обескураженные солдаты не смели пробиваться, хотя им хотелось
ужинать и лечь. А офицер тем более не смел подать им команды на то, молоденький
офицер особенно чувствовал этот новый трепещущий воздух.
Да офицерам, кажется, вообще
уже нечего было делать тут, при солдатах. И даже безопаснее — отделиться.
Такое нарастало ощущение
неведомой опасности — даже лучше было бы им куда-нибудь скрыться, провалиться.
Тут же, на
Царицынской, помещался офицерский лазарет — и кое-кто из офицеров-павловцев
сумел переодеться в больничные халаты и лечь. И Андрусов
даже позавидовал: какие же ловкачи.
Но вскоре кто-то из солдат
бесприютной учебной команды попёрся в тот лазарет — и
обнаружили своих здоровых офицеров. И был им позор.
В слоняньи
Андрусов столкнулся с Костей Гриммом. И придумали они
попроситься на ночь в квартиру своего интенданта — тут же, через два дома.
(Идти через весь город офицерам было опасно от неизвестных чужих солдат).
А тем временем узнали они,
что солдаты ищут убить капитана Чистякова. У интенданта же узнали, что Чистяков
прячется недалеко, у другого интенданта. И Гримм позвонил своим домашним — и
предложил переправить Чистякова в штатском на Васильевский остров к своему отцу
— известному либеральному члену Государственного Совета, там не тронут.
Но как ни переодевай
капитана Чистякова — нельзя спрятать его приметной перевязанной руки, да и глаз
его непримиримых не спрятать. Отказались.
Вадим Андрусов тоже звонил
домой. Отец его, кадет, и мама были в восторге от происходящего: началось
долгожданное освобождение народа! Осуществление вековой мечты получаем как
подарок. Вот теперь-то и начнётся жизнь! теперь-то и начнётся порядок. Ни от
какой перемены не может стать хуже, уже дальше терпеть было невозможно.
Вадим пожаловался им, что
вблизи это всё не так удобно, не так приятно выглядит.
Но в нём самом
возобновилось: и правда, в духе своей семьи и
воспитания, почему ему не примкнуть к общей радости?
Ночью обсуждали с Костей —
что же делать? Необычным образом входило в жизнь необычное
— и почему же им не примкнуть к победе народа, которая так мечталась
и ожидалась?
В молодом возрасте легки эти
переходы. Есть в них продолжение спектакля, начавшегося вчера.
А на улице, под окнами, ещё
поздно вечером бродили солдаты, всё не пускали их в казармы те вооружённые.
Утром проснулись, проверили
своё настроение — да! И поднялись революционерами!
И прикололи к своим шинелям на
грудь красные бутоньерки.
В ногах, в груди, в голове
образовалась необычайная лёгкость, как будто к земле не притяжены.
И разбирало созоровать. И чувствовалось так, что вот сейчас они могут что-то
свободно-великое совершить и даже прославиться.
Но идти в таком виде к
собственным солдатам в учебную команду было стеснительно, не могли. Тогда —
пошли в походную роту, позавчера бунтовавшую раньше всех.
Там ещё спали.
Два прапорщика стали ходить
по помещениям и кричать:
— Что спите? Подымайсь! Революция!
Но и этого показалось мало,
и просыпались вяло. И тогда Андрусов с Гриммом стали
кричать — почему? как в голову пришло:
— Подымайсь!
Царя больше нет!
А услышав такое — павловцы вскакивали с большим переполохом.
А потом смекнули, что значит теперь никого за бунт не накажут, и девятнадцать их
арестованных судить не будут.
И — качали обоих
прапорщиков. И становилось обоим всё веселей и несвязанней.
Пошли в собрание
позавтракать. У некоторых молодых офицеров тоже уже были красные приколки — а
старшие офицеры смотрели осудительно, да их почти не было.
И капитана Чистякова не
было.
Тут явился бывший командир
Гвардейского корпуса грузный генерал Безобразов — и в биллиардной стал поучать офицеров, что в случае вызова
батальона на улицу надо не подпускать к себе толпу, а останавливать её сначала
приказанием, а потом дать залп.
Всё это — дико звучало, из
какого-то невозвратного времени. Не стала с ним офицерская молодёжь спорить, а
— вставали и демонстративно выходили.
Потом Вадим и Костя пошли
пешком в Таврический. Теперь они свободно могли
двигаться среди незнакомой солдатской массы: на них видели красные бутоньерки,
и их не обезоруживали, и приветствовали.
В Таврическом потолкались,
нашли Военную комиссию. Там очень им обрадовались и сразу выписали распоряжения:
Гримму — командовать своим же взводом павловцев, состоя при Государственной Думе. А Андрусову:
вступить в командование нарядом павловцев,
поставленным в Михайловском манеже.
Так они оба стали при деле,
молодыми офицерами революции.
ДОКУМЕНТЫ
- 2
ИЗ
ДОНЕСЕНИЙ В ВОЕННУЮ КОМИССИЮ
(утро
28 февраля)
—
Немедленно вышлите подкрепление 350 чел. на Лиговку, угол Чубарова переулка.
Большая засада, действуют 6 (шесть) пулеметов.
/Карандашом
помечено: не оправдалось/
—
Санитары лазарета Зимнего дворца просят прислать отряд войск, чтоб арестовать
скрывающихся там лиц... Дворец сейчас ни в чьей власти. Часовые сняты, но
внутри еще сторонники старого правительства.
По
поручению санитаров студент Р. Изе
—
По близости Сената видны толпы пьяных, разграбивших гостиницу «Астория».
—
Уг. Инженерной и Садовой плохо. Наших патрулей нет в
этом районе.
—
В городе все спокойно. Солдаты жалуются на холод и решили отправиться в
казармы. Захвачены 18 бронированных автомобилей. На
окраинах происходят разгромы магазинов.
—
Освобожденные из Петроградской пересыльной тюрьмы просят указать место, куда б
они могли прийти и получить как постель, так квартиру, пищу и оружие, а также
пропуск.
Освобожденный
политический Ульянский
—
У Семеновских казарм много солдат. Не зная, что делать, просят руководителя.
Все вооружены.
—
Доношу, что у Зимнего дворца обстреливают из пулеметов. По сведениям, в Зимнем укрыт жандармский дивизион.
Прап.
Шаблинский
—
По поступившим сведениям, два подозрительных субъекта раздают воинским чинам
спиртные напитки и распространяют заведомо ложные и тревожные слухи.
Член
продовольств. комиссии (подпись)
—
Поручено организовать охрану Арсенала, где будто бы идет разгром.
—
Царскосельский вокзал изнутри заперт. Семеновцы с
оркестром против Обуховской больницы стоят.
—
Просят уг. Садовой и Инженерной немедленной помощи
для усмирения пьяных солдат.
—
Склад оружейных припасов разгружают и отправляют. Необходимо прекращение увоза
снарядов. Могут через Лесное на лошадях увозить. Ждут
войска из Финляндии.
1
запасного полка Кузьма
—
По улицам разъезжают грузовые автомобили. Многие из них нагружены боевыми
припасами. Необходимо командировать с особыми полномочиями для выяснения, куда
и зачем ездят, и для приводки гуляющих автомобилей к Таврическому дворцу.
—
ПРИКАЗАНИЕ. Вольноопределяющемуся Таирову Дмитрию и рядовому Маяковскому
Владимиру произвести выборы представителей в военно-автомобильной школе,
организовать ремонт машин.
Б.
Энгельгардт, 11 ч. 30 м.