183
Допустим, морские
декабристы, может быть, и опоздали к событиям, но сами события стали делать работу
за них, сами события развивались преотлично, великолепно, потрясающе: вялые,
нерешительные думцы сумели-таки составить из себя временное правительство! —
решились! И не побоялись сообщить об этом факте в Ставку: пусть Полковник
узнает о событиях, как они пошли, наконец, без его участия!
Ставка пока молчит,
растеряна. А морской Генеральный штаб из Питера сообщил сюда, в штаб
Балтийского, что вся столица в руках восставших. И по тону
можно понять, что и морской министр сочувствует им. (Григорович — дипломат: им
всегда довольны и в Царском и в Таврическом.)
Острые сообщения приходили
среди ночи — и вице-адмирал Непенин позвал к себе
князя Черкасского ночью же. Уже подготовленное единомыслие направляло адмирала
— не выжидать дальнейшего развития событий, не выигрывать на оттяжках, не таить
своих взглядов и своей позиции, — но смело открыто занять её. Открытость
соответствовала прямоте непенинского характера, а ещё
при таких событиях — долгожданных, но и внезапных — стать с ними вровень! Он
более всего ценил свои прямодушные отношения с флотом, за что должны были
любить его все команды. Он любил сделать крупный жест — и не брать его обратно.
И он приказал объявить
командам о волнениях в Петрограде, о подозрении некоторых прежних лиц в измене
— и о создании нового правительства.
Впрочем, не успели ещё
приказ разослать на корабли для объявления, как из Петрограда пришли какие-то исправочные сведения, что созданное думцами не есть новое
правительство, а лишь некий неопределённый комитет. Пришлось изменять и текст
объявления командам.
Зато Непенин
пожелал сам объехать бригаду дредноутов и бригаду линкоров и сам же прочесть
свой приказ. Он дорожил вот этим единством с матросами, какое
возникает от присутствия, от вида, от голоса, — дороже и влиятельней, чем отвлечённые
строчки приказа усилить боевую готовность, чтоб неприятель, получивший
преувеличенные сведения о наших беспорядках, не попытался бы использовать их.
Адмирал Непенин умел выступать перед матросами с
манерой грубоватой простоты, которая покоряла их.
После этого знаменательного
объезда кораблей, когда он сам возвестил своим матросам наступление новой
эпохи, Непенин собрал на штабном «Кречете» флагманов
(и князь Черкасский, и Ренгартен по своим штабным
должностям присутствовали) и энергично заявил им, что
так как ни из Ставки, ни от морского министра не имеет никаких указаний, то
будет поступать, как сам найдёт нужным. А точка зрения его — невмешательство в
революцию. (Говорилось «невмешательство», а это и значило — помочь ей в
критический момент.)
Флагманам понравилось.
Некоторые и были празднично настроены от революции, совершаемой во спасение
родины. Другие во всяком случае не возразили. И те,
кто были круто против, — не решились тоже. Тут сидели
и старше Непенина возрастом. Но — знаньями,
способностями, блистательной решимостью он ярко опережал их, и это
признавалось.
Флагманы соглашались.
Но трое декабристов на
устроенном и сегодня закрытом собеседовании всё же сомневались: так ли всё
ясно? И достаточно ли верно шагает Адриан?
Черкасский спросил:
— А если начнётся на
судах? — что будешь, Федя, делать?
Но почему могло начаться на
судах, если руководство флотом открыто сочувствовало революции?
Нет, ну всё же.
Гипотетически.
Федя Довконт
простодушно ответил:
— Буду поддерживать новый
режим.
Черкасский оттенил:
— То есть пойдёшь и
примкнёшь к бунтовщикам? Это неправильно, Федя. Пойти в толпу — легко, но было
бы довольно непроизводительно погибнуть там от пули какого-нибудь типа,
«соблюдающего присягу». Нельзя быть уверенным, что матросская масса так сразу
вся и полно поймёт революционные задачи и сразу освободится от черносотенных
типов. Нет, надо иметь более продуманный план.
Это верно, среди народной
толпы всегда толкутся черносотенные типы — и затемняют
всю обстановку, не знаешь какого поворота ждать.
Нет, надо вести себя так,
чтобы приносить наибольшую пользу всему делу. Более продуманный план — это
верное влияние на верхах. Стали его формулировать.
Надо быть готовыми к тому,
что Ставка и царь прикажут флоту поддерживать старый порядок. Тогда Адриан станет перед дилеммой — и задача нашего кружка не
дать совершиться этому реакционному наклону. Наша задача — сделать всё, чтобы
решение адмирала шло к спасению России, хотя бы и наперекор приказаниям сверху!
Или другой случай:
приказание сверху на подавление не поступит, но начнётся, всё-таки, само по
себе волнение на кораблях или в Гельсингфорсе, или в Ревеле, возникнут манифестации сочувствия к революции — и
адмиралу опять достанется единолично решать: помешать волнениям? или даже
военной силой не дать им помешать? Мы должны склонять его ко второму.
В обоих случаях главная
задача кружка — влиять на Непенина в правильном
направлении: не подчиняться приказам царя! И не мешать революционным
манифестациям:! Более того: чтоб о таком решении адмирала было открыто сообщено командам кораблей и открыто донесено в
Ставку. Впрочем, прямой характер Непенина — порукой
тому.
И решили: сейчас же идти к
командующему по одному, от младшего к старшему, и
решительно высказывать ему все эти взгляды. Даже каждый пусть лично добавит,
что вразрез нашим собственным убеждениям — мы не выполним и его
приказа! И чем бы ни кончился первый разговор — на смену идёт второй, и затем
третий.
Кроме того Ренгартен взял на себя обработку каперанга
Щастного, а Черкасский — каперанга Кедрова, их позиция
влиятельна, и надо их привлечь.
ДОКУМЕНТЫ
– 3
Всем
Главнокомандующим фронтами
Балтийским
и Черноморским флотами
28
февраля 1917
Временный
Комитет Государственной Думы, взявший в свои руки создание нормальных условий жизни
и управления в столице, приглашает Действующую Армию и Флот сохранить полное
спокойствие и питает полную уверенность, что общее дело борьбы против внешнего
врага ни на минуту не будет прервано или ослаблено...
Временный
Комитет при содействии столичных войск и частей и при сочувствии населения в
ближайшее время водворит спокойствие в тылу и восстановит правильную
деятельность...
Председатель
Временного Комитета
Родзянко