235
В два часа ночи на станции
Малая Вишера стояла бестревожная глубокая тишина. Сон,
морозная ночь, станция пустынна, но ярко освещена. Нигде ничего опасного не
совершалось.
И по указаниям Его
Величества, данным перед започиваньем, следовало
неуклонно ехать дальше — на Чудово, на Любань, на Тосно.
Но к подошедшему свитскому
поезду Литер Б по пустому перрону подбежал поручик
Собственного Его Величества железнодорожного батальона: он только что сам
пригнал сюда на дрезине, едва уехал от мятежников! Их в Любани уже две роты, и они очевидно движутся сюда. Поручик Греков дал по линии телеграмму:
комендантам литерных поездов направляться на Николаевский вокзал Петрограда!
Свита заволновалась, кто не
спал. Как обманчива эта пустота и тишина. Могло показаться, они движутся в
тёмной ночи, невидимые и неизвестные. Но начальники станций докладывали новому
начальству — и мятежники Петрограда, и пробуждённая Москва, и телеграфисты
мелких станций, — все видели через ночь и через даль, как два тёмно-синих
поезда несутся в приготовленную раззявленную пасть.
А военной силы при
императоре нет никакой. Даже, можно сказать, и простой охраны нет.
Через четверть часа после
Литера Б тихо мягко подошёл и царский Литер А. Стали
рядом. Не решаясь подвергать опасности поезда на свою ответственность,
комендант Литера Б решился разбудить в Литере А
дворцового коменданта Воейкова. Воейков
крепко спал, сердито проснулся, со всклоченными волосами. Однако очнясь, обстановку сообразил быстро и решился идти будить
Его Величество, испросить указаний. Постепенно и вся свита пробуждалась в
тревоге.
Только в сон и уйти от этих
нелепостей, несоставностей, беспорядков, — но и
оттуда, из нежного погруженья, вытягивает, вытягивает почтительный зов. Даже в
излюбленном поездном покое не стало укрытия.
Сперва, как всякому спящему, —
императору досадно, неоправданно, зачем? Потом серьёзней, встал с ложа, надел
халат. Очевидно, очень серьёзно. Смотрели с Воейковым
карту. Кратчайшим путём через Тосно в Царское можно не
попасть. Успеть проскочить до Чудова, а потом свернуть на Новгород? Ах,
удлиняется путь, отодвигается встреча с семьёй. Но Воейков
доказывал, что и до Чудова двигаться опасно, что надо от этого места
поворачивать назад.
Сов-сем назад?..
...Назад! О, конечно!
Заколдованный сон, отлети с моих вежд! В последний момент решенья мужского и
царского — вскочить! и ноги в сапоги, уже потом доодевая
китель: да, возвращаться! В Ставку, конечно! Сколько часов нам гнать туда?
Сколько мы потеряли? 22 часа сюда из Могилёва, 18 часов назад — сорок часов?
Так ещё можно успеть! Остановки — только брать уголь и воду. Алексееву
скомандовать: обеспечить безопасность линии. Даже не слать войска на Петроград
— только выставить заградительные отряды по подкове, на всех линиях.
Командующему Московским округом: не допустить заразы в Москву! Разобрать пути
между Москвой и Петроградом! Хоть ни единого хлебного эшелона не пропустить в
Петроград! Генералу Иванову — держать оборону Царского Села. Составить
ультиматум и объявить им из Могилёва: всему Временному Комитету и всем
зачинщикам явиться с повинной в Ставку Верховного! все бунтующие бездельные части:
— в маршевые роты! Попляшет, кто у них там сейчас верховодит!..
...Назад? Через Бологое и
Дно, лишь тогда на Царское? А ведь царскосельский
гарнизон малочислен, как бы мятежники не захватили императрицу?..
Воейков: никогда они этого не
посмеют!
Да впрочем, там и Иванов.
Ну что ж, назад. Обогнём
через Дно. Снова в тёплую пододеяльную нежность, в
спасительный сон. Завтра в Царском станет ясно, там
решим. А пока — спать...
Пока на поворотном круге
разворачивали паровозы — прошло ещё полчаса, и слух пришёл, верный ли,
неверный, что мятежники уже в двух верстах от Малой Вишеры.
Возбуждённая свита открыто гудела, ощущая плечами и горлами страшную
хватку мятежников: надо сговариваться с Государственной Думой! уступать! давать
ответственное министерство! Что же думает, наконец, что ж упорствует Государь?
Мы так все погибнем.
Но никто не посмел пойти
высказать такое Государю.
Да ведь он и почивал.
А на перроне было
морозно-преморозно, все расходились.
В половине четвёртого ночи
первым отправили на юг царский поезд. Литерный Б — на
двадцать минут позже.
И снова скользили синие
поезда через тьму и снова просматривались всеми телеграфистами и стоокой революцией.