313
* * *
На рассвете 2-го марта шёл
дачный поезд из Царского Села в Петроград. В 1-й класс набились солдаты, курили,
плевали на пол. На вопрос кондуктора о билетах отвечали матом.
Не доезжая
двух вёрст до Петрограда поезд был остановлен. Другие солдаты,
подошедшие снаружи, стали у дверей каждого вагона, никого не выпускали. Совсем
пьяный прапорщик с унтером и десятком солдат вошли в вагон, приставляли
браунинг ко лбу каждого пассажира по очереди, а унтер вёл допрос:
кто? и по какому делу едет в Петроград?
* * *
День в Петрограде начинался
сероватым, но растянулся в легко морозный с ярким
солнцем. А оттого что не тянулись на город фабричные дымы — воздух стоял
небывало, празднично чист. И не слышно фабричных: гудков, и трамваи не идут —
праздник! И стрельбы стало мало, почти тихо.
Повсюду висят красные флаги
— на жилых домах, на присутственных, на Мариинском дворце, а на Таврическом несколько. Российские
национальные флаги исчезли, нигде ни одного.
* * *
На стенах, на заборах —
«Приказ № 1» Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. И по казармам, в большом
множестве, читают вслух.
Но офицерам на улицах —
безопаснее, чем в те дни.
Хотя кое-где висит и другая
листовка, полусорванная: «Солдаты! до сих пор вы не слышали, будет ли отнята
земля у помещиков... Паны дворяне с жиру бесились, высасывая народную кровь...»
* * *
Бешено мчащихся автомобилей
стало тоже куда меньше (может быть попортились?). А людей на главных улицах,
кажется, ещё больше! И на малых улицах — кучки народа. Но красные ленты и банты
на всех примелькались, уже не кажутся чем-то необыкновенным.
Около хлебных лавок —
прежние хвосты. Магазины — закрыты, заколочены, кой-какие
робко открываются.
А дворники небрегут, во
многих местах не счищен снег с тротуаров, бугры да ямки. Спотыкаются люди.
Накатанные снежные мостовые
буреют и грязнятся.
* * *
На Казанской улице — дотлевающие
остатки бумажного костра, протопившего снег до мостовой. Когда потянет ветерок
— обгоревшие бумажки с шелестом сбиваются в вихорки и переносятся по улице.
Это — ночью сожгли
делопроизводство мирового судьи.
* * *
На узкой улице — разбитый автомобиль.
Колёса его искорёжены, стёкла прямоугольной кареты разбиты. Любопытные стоят,
подолгу смотрят.
* * *
Матросы провели
арестованного городового. Девочка у подъезда, стоящая вместо швейцара, сказала:
— Ой, как я не люблю
фараонов!
* * *
На уличных постах — неумелые
милиционеры: юнкера, даже старшие гимназисты, скауты по 10–15 лет, с белыми
повязками на рукаве. С улыбкой — слушаются их.
* * *
Кто бы ни просил — получает
плакат: «Этот дом находится под охраной милиции». И многие дома украсились им.
Но это мало кого
останавливает. По всему городу вооружённые солдаты продолжают обыскивать и
грабить частные квартиры. И учреждения тоже.
* * *
Ликующая толпа! Необузданная
радость: если так легко пал несокрушимый строй, то как
же дальше пойдёт легко и счастливо! Долой старых безумных бессловесных
правителей, да заменят их люди энергичные, мудрые, честные! Общее восторженное
состояние, все беспричинно надеются только на одно хорошее. Валят по мостовым,
а из окон им машут платками.
З. Гиппиус: ангелы поют на
небесах.
П. Врангель: дикое веселье
рабов, утративших страх.
* * *
На Сампсоньевском
проспекте, против фабрики Ландрина, выстроены две роты инженерных войск, уже
немолодые солдаты. Подошёл командир части и несколько офицеров:
— Поздравляю вас, братцы, с
великим счастьем! Ненавистное всем правительство свергнуто. Образован для
власти Временный Комитет во главе с уважаемым всеми Председателем Думы
Родзянкой. Теперь нам осталось достойно победить врага внешнего. Новое
правительство просит вас по-прежнему подчиняться господам офицерам. Прошу по
местам в казармы.
Ответили солдаты: «Рады
стараться!»
Но рядом из зевак вылез
юркий шпень с дураковатым лицом (большевик Каюров).
Втесался звонко:
— А позвольте мне слово,
господин командир!
Тот не ожидал, смутился.
Разрешил.
Каюров шагнул вперёд
петушком да уверенно (уже весь Московский батальон обработали):
— Товарищи солдаты! Вы
слышали? вернуться в казармы и опять подчиняться офицерам? Ждать указаний от
помещика Родзянки? Товарищи! Да разве лилась в Петрограде кровь три дня для
этого? Да разве для этого гибли тысячи пролетарских борцов? Нет! Пролетариат
Петрограда не пойдёт на заводы, пока не отвоюет у помещиков землю. Товарищи
офицеры! Присоединяйтесь и вы к нам, если желаете счастья народу! Нет, молчат,
видите. Значит, у них другая цель. Так я предлагаю, товарищи, их арестовать и
избрать вам новый командный состав!..
* * *
Торговец умоляет:
— Господа граждане! Хоть вы
и граждане, да что ж это такое? Порядок надо соблюдать!
В некоторых лавках кучки горластых, угрожая, вынуждают торговцев продавать по
немыслимо низким ценам.
* * *
Любого трубочиста могут
заподозрить на улице, что он — переодетый городовой. Одного бритого задержали,
он божился, что — рабочий.
— А какого завода?.. А ну,
скажи, кто у вас там управляющий? А кто старший мастер?
Сказал. Но ещё не отпускали.
* * *
По
Невскому — с какими широкими жестами радости самая состоятельная публика, и
чиновники, и дамы — читают «Известия Совета Рабочих Депутатов» и «Известия» петроградских журналистов, — и обсуждают, ликуют.
Длинный хвост всех званий за
свежей газетой.
* * *
В «Известиях СРД» в части
тиража кто-то, видимо опасаясь выдать военную тайну,
из сообщения о кровавой революции изъял слово Кронштадт. А кто-то в пустое
место набрал — Берлин. (Получилось: в Берлине — революция, убит адмирал Вирен).
И понёсся по городу
упоительный взмывающий слух: в Берлине — тоже революция!! Везде революция!!!
Конец войне!!! Гремят сияющие небеса.
А навстречу — другой слух:
наследник Алексей умер от скарлатины!
* * *
По Шпалерной — очереди
частей, пришедших приветствовать Думу. Солдаты в ожидании рассыпались из строя,
составили ружья в козлы.
Перед самим дворцом — давка
как в церкви, во время большого праздника. Все беснуются — попасть бы внутрь,
посмотреть. А на крыльце требуют пропуска.
* * *
В Таврический кто только не
добивается! Мать хочет найти так своих детей. Делегат тюремного надзора
сгоревшего Литовского замка пришёл со списком своих надзирателей,
легализировать их проживание. Кто-то просит поставить охрану к его ценной
коллекции. Пришёл извозчик: лошадь угнали. Пришёл солдат: куда отвести лошадь,
пойманную на улице? Пришёл лакей, прося разрешения гулять с барскими собаками в
саду Таврического дворца. (Отказано: это было бы бестактно в дни Великой
Революции!)
Господин пришёл, жалуется:
вломились в квартиру солдаты якобы с поиском оружия, вот тут рядом, Шпалерная
44, а в квартире одна больная женщина. Украли массивные золотые часы,
серебряные ложки. Его поправляют: это — хулиганы, одетые в солдатскую форму,
революционные солдаты не могут воровать.
* * *
Начальник Генерального штаба
генерал Занкевич вчера и сегодня всё сидел у себя в
Главном Штабе. Ждал подхода войск Иванова, не идут. Сегодня с верхушкой своего
штаба пришёл представиться в Таврический. Посидели в
Военной комиссии, поговорили, пошутили.
А адмирала Коврина в Главном морском штабе в Адмиралтействе матросы
сочли немцем и хотели убить. Он упросил караульного начальника арестовать его и
отправить в Думу. Тут получил пропуск на выезд из Петрограда.
* * *
Кое-где солдаты
прогуливаются по городу строем, с музыкой, добродушно улыбаются. Несут плакат:
«Привет товарищам в окопах». После трёх дней революции кто подисциплинированней
— вернулись в казармы. А по улицам шатаются самые
сбитые с толку, распущенные, озлобленные. И спросить с них удостоверения нельзя
— уличная толпа везде за них. И уже кричат: «Что смотришь? Коли его!»
* * *
Мама взяла маленькую дочь за
голову (запомнилось):
— Ты будешь счастливая! Счаст-ли-вая!
Водила дочку на
манифестации.