336
Итак, по разным властным
причинам Председатель Государственной Думы не мог принять государева поручения сформировать
и возглавить новое правительство. Да даже и войти в создаваемый кабинет хотя бы
членом.
Но от этого Родзянко вовсе
не остался без дел и обязанностей. Напротив, если подумать, то его особое
положение ещё более возвысилось.
Ибо: кто же будет источником
власти этого самого правительства? Кто же передаст ему полномочия народного
представительства, если не возглавляемый Родзянко Временный Комитет
Государственной Думы? А по сути — Верховный Комитет, так что его Председатель
фактически действует как Глава Государства Российского.
Широким чувством своим обнявши все обстоятельства, Родзянко понял, что он и сам
никак не мог бы пойти в правительство, как бы его туда ни звали. Как же так:
перейти бы ему в правительство — а кто же будет руководить Государственной
Думой? Распущенной на перерыв, лишённой регулярности, с депутатами в рассеяньи, как никогда особенно беззащитной и нуждающейся в
руководстве, — кто же будет ею руководить? Как же мог бы Председатель в такую
тяжёлую минуту — и покинуть свою Думу? Не этих интриганов, здесь нескольких, а
тех остальных — доверчивых и беззащитных? Покинуть само дело свободы?..
И кто же будет наблюдать за
новым правительством, для того и ответственным, чтоб ему
отчитываться перед Думой?
Родзянко — сросся со своей
Думой. И с каждым часом ему становилось ясней и ясней: это была вообще
ошибочная мысль — переходить на правительство. Он — не мог бы принять
правительства!.
Он — ни о чём далее не
жалел.
И в этот переходный период,
пока правительство не создалось, к кому же обращались и все крупные
военачальники, и все, у кого был важный вопрос? Великий князь Николай
Николаевич давал телеграммы из Тифлиса — ему. Вице-адмирал Непенин
просил послать в Ревель — кого же, как не депутатов
Государственной Думы: успокоить население, чтобы жители перестали возбуждать
матросов. Бывший морской министр Григорович, не арестованный, прислал из
Главного морского штаба контр-адмирала Капниста с советами, как удержать
порядок во флоте и восстановить его в Кронштадте.
И к Председателю же прибегали
за разъяснениями, как понимать изданный рабочим Советом «приказ № 1». И
Родзянко всем объявлял: считать недействительным и незаконным.
И — к кому же, как не
Председателю Думы, лились телеграммы поддержки, восторга и одобрения от
различных уже и провинциальных, не всегда известных и даже неизвестных
собраний, учреждений, обществ и ассоциаций? — весьма подбодрительное
чтение. Великая страна не знала никакого правительства, никакого совета рабочих
депутатов, — а только свою надежду Государственную Думу, у которой вся сила.
И кто должен был быстро
найтись, когда по столице пронёсся страшный слух, что немцы крупными силами
прорвали Западный фронт? (Поручил Занкевичу проверить
у Ставки, к счастью ничего подобного).
Затем: кто же была та
главная фигура, обязанная приветствовать приходящие к Думе воинские части, если
не Председатель Думы. Сегодня ко дворцу подошли юнкера
Павловского училища (где в прошлые дни были колебания и волнения, за что
арестован генерал, а сегодня у них был обыск) и училища Военно-Топографического.
Но никого не укоряя за замедление явки, Родзянко
горячо призывал продолжать учебные занятия, набираться военных знаний для
разгрома ненавистной Германии.
Так весь день провёл
Председатель в заботах, делах и обременениях, — некогда было дохнуть. И уже
меньше всего был занят составом нового правительства.
Приходили к нему, и
несколько раз, полковники из Военной комиссии, докладывая, что хаос в гарнизоне
растёт, а твёрдого военного управления нет, — нужна фигура во главе.
Что ж, назначить командующего
Округом — для Председателя самая поплечная задача.
Это предложение вдохновляющее: дать взбудораженной столице твёрдую военную
власть! Кого? Они высказали, что нужен известный герой, а вот — Корнилов?!
Корнилов? Неплохо. Гучкова ждать не будем, время не терпит.
Генерал Корнилов находится
на фронте и командует корпусом. Таким образом, он подчиняется Ставке. Но
Верховный Главнокомандующий... стоит теперь перед отречением. А Родзянко в эти
часы фактически — Глава Государства.
Итак: просто послать на Юго-Западный
фронт приказ Председателя Государственной Думы: доблестному генерал-лейтенанту
Корнилову как можно быстрее, в часах, передать 25-й корпус и выехать в столицу
для занятия высокого поста.
Но так как телеграмма пойдёт
всё равно через Ставку, то надо как-то вежливо сообщить и в Ставку. Тоже не
обижать Алексеева зря. Даже можно придать форму как бы совета со Ставкой или
просьбы.
А Государя — обойти фигурой
почтительного умолчания.
На всё это потребовалось
много ума и тонкости.
Зато уж по самой столице,
спеша порадовать жителей, мог Председатель первый объявить о назначении
Корнилова и в форме собственного Приказа.
Тут — полковники из Военной
комиссии даже не могли ему помочь. Это не были строки рядового сухого воинского
приказа, но надо было столько пережить и перечувствовать, сколько помещалось в
широкой груди Родзянко.
«Тяжёлое переходное время
кончилось. Народ совершил свой гражданский подвиг и свергнул старую власть.
Неизбежное замешательство приходит к концу. Граждане страны! А в первую очередь
граждане взволнованной столицы!.. Вернуться к спокойной трудовой жизни.
Временный Комитет Государственной Думы назначает Главнокомандующим войсками
Петрограда и его окрестностей...»
Всё так, всё очень хорошо.
Но не хватало какого-то последнего торжественного аккорда. И, потолкавшись по
тесным комнатам, Родзянко понял и приписал:
«4 марта назначить парад
войскам Петроградского гарнизона...»
Несколько огорчало
Председателя, что союзные послы искали сношений не с ним, но с рождаемым правительством.
Однако у Родзянко оставалась важнейшая связь — с великим князем Михаилом,
которому с часу на час предстояло принять в свои руки Россию. С того вечера,
как виделись, великий князь застрял в Петрограде и скрывался на тайной
квартире. В решающие часы он нуждался в духовной поддержке!
Сколько мог в тесноте,
Родзянко отъединился, чтоб не заглядывали ему в бумагу, и написал его
императорскому высочеству для передачи с верным человеком.
...Теперь всё запоздало...
(Как и назначение самого
Родзянко, которое ещё месяц назад могло спасти страну).
...Успокоит страну только
отречение от престола в пользу наследника — при вашем регентстве. Прошу вас
повлиять, чтоб это совершилось добровольно, и тогда сразу всё успокоится.
Родзянко не очень полагался
на Гучкова: Гучков вспыльчив, и враждебен Государю, и может только напортить.
Это была плохая мысль — посылать во Псков Гучкова. А у великого князя, конечно, нет сейчас прямой
связи с державным братом, но быть может сумеет
телеграфировать ему как-то косвенно? или послать записку с оказией? А —
утверждался Родзянко окончательно: никакого другого выхода для России, как
отречение Государя, — нет. Расходились волны народные!.. (Да если угрожали
растерзать самого Председателя!..)
...Я лично сам вишу на
волоске и могу быть каждую минуту арестован и повешен. Не делайте никаких шагов
и не показывайтесь нигде!..
Упаси Боже, не растерзали б
и великого князя.
...И знайте: вам — не
избежать регентства.
Эта тайная близость со
вступающим монархом душевно укрепляла Родзянко.