375
Так хотелось генералу
Алексееву окончательного и последнего порядка! Так хотелось, чтобы сегодняшний день
не было уже никакой трёпки! Да ведь уже и становилось, кажется, на места:
Верховный Главнокомандующий был назначен, и вполне законно, волей Государя
императора, ещё не отрекшегося тогда. (И вероятно, уже есть указ Сената, лишь
не дошедший в Могилёв.) И так же законно был назначен министр-председатель. А
он выбрал себе нужный состав министров, который и оглашён был сегодня и в
Петрограде и в московских газетах. И естественно было теперь генералу Алексееву
составить циркулярную телеграмму-приказ с оповещением всех войск о происшедших
назначениях.
Так же и против шаек он
теперь имел свободу распоряжаться: оказались это вовсе не депутации
Государственной Думы, теперь мог он послать Западному фронту категорический
военный приказ открыть энергичные действия против той шайки в Полоцке, или где
она, и против других таких чисто революционных разнузданных шаек, какие будут
стараться захватывать власть на железных дорогах или проникать в саму армию.
При появлении таких шаек желательно их не рассеивать, а стараться захватывать и
по возможности тут же назначать полевой суд, а приговор его приводить в
исполнение немедленно.
И в самом же Петрограде,
оказывается, ничего страшного не происходило. Разговаривали утром с главным
морским штабом, и оттуда дежурный капитан успокоил, что в столице всё
налаживается, никакой резни офицеров и нет, и не было, всё вздор, все офицеры
живы и здоровы. И Временное правительство — сильно, и авторитет его не
поколеблен.
Вот и суди. Вот и верь
Родзянке.
А увидеть самим, что
делается в Петрограде, у Ставки не было глаз. Петроградская обстановка была
загадочна, как на луне.
Да вон из Одессы слал
командующий округом телеграмму: в видах успокоения умов выпустить всех
политических? И будто в Херсон уже пришло такое распоряжение министра юстиции.
Может быть. Но почему же всё это успокоение и упорядочение не оглавлено торжественным объявлением о новом Государе
Михаиле II? Почему должно скрываться от народа его имя и не призываться к
присяге армия?
Это было для Алексеева
совершенно непонятно, а с каждым часом и тревожнее.
Об этой тревоге, вот,
энергично телеграфировал и Эверт. Когда можно
рассчитывать получить указания? Не надо ли объявить войскам, что Манифест есть,
но задерживается? И — какие же причины задержки??
И Брусилов просил —
ориентировать.
И — что же на всё это мог
ответить Алексеев? Он сам всё более недоумевал. И даже начинал подозревать
какую-то интригу. Как в чужом непродорном лесу
пробирался, царапался он, неумелый, в этих политических сплетениях, где непригодны ни топографическая карта, ни компас, ни военная
команда. Оплетала политика ползучими плетями руки-ноги.
А если в Петрограде спокойно
— так чего Родзянко так боится? Что вынуждает его к переговорам с левыми и
почему он намерен идти им на уступки? Ведь которую ночь он повторял, что новая
власть всеми признана, утверждена и единственна, потому и диктовал так властно
на фронт. А то — какие-то солдатские бунты что ни ночь?
И вдруг — резкое неприятное
подозрение проняло Алексеева: да не выдумывал ли Самовар это всё для
каких-то своих политических целей? Почему он сам себе противоречит столько раз,
и противоречат ему другие?
И почему ж Алексеев так ему
доверился? Просто: никто другой из Петрограда эти дни не был слышен. А Родзянко
— так уверенно всё заявлял.
Тут прислали от Рузского
(почему не раньше?) копию такого же его разговора с Родзянкой: оказывается, о
задержке Манифеста Родзянко ещё на час раньше телеграфировал Рузскому. (Повадился. Что за манера появилась —
миновать Ставку и обращаться к главнокомандующим?) И с Рузским разговаривал
куда откровеннее: что воцарение Михаила как императора абсолютно
неприемлемо! Что переговоры с рабочими депутатами велись — и привели к
Учредительному Собранию, которое — так можно было понять — и определит
форму правления России?
У-у-у-ух! — как штык вкололи между
рёбрами. Вот оно где! вот оно в чём! А Алексеев-то, простак, и не понял, к чему
это Родзянко упоминал Учредительное Собрание. Во-он заче-ем!
Так для этого Родзянко и задержал
Манифест? Он — копал под императора Михаила? И даже, кажется, подо всю
династию?..
Оттого-то и мешал им новый
Государь: они хотели продлить неопределённое состояние? — а за это время
прикончить династию? Ах мерзавцы!
С левыми-то они сговаривались — о чём? династию свергнуть? Там фраза была —
"не исключено возвращение династии". Как будто её уже убрали.
Так Родзянко — может и есть
главный республиканец? Вождь революции??.. Или во
всяком случае — игрушка в руках левых?
А Алексеев его слушался — и
собирал от главнокомандующих отречение???..
Вот попал, так попал генерал
Алексеев!.. Ну, попа-ал!
Родзянко его обманул, да использовал?!
Да как же можно было
предполагать в нём такое коварство?
Так и придавило Алексеева в
его жёстком кресле. Такого дурака, такого дурака — не помнил он, чтоб из него
когда в жизни строили...
Позо-ор! Позо-ор!
Но — переживаниям никогда он
не давал собой овладевать. Он всегда и считал и высказывал, что пробный камень
для полководца — сохранять ясность ума и спокойствие духа при неудачах. Надо
действовать. Если бы великий князь уже был бы сейчас в Ставке — Алексеев пошёл
бы и честно признался ему во всём позоре.
А сейчас, пока он в Тифлисе?
Сейчас Алексеев сам должен был решать меру против Петрограда.
Но — весь его военный опыт,
все его стратегические знания не подсказывали ему: что же можно предпринять
против этой болтливой компании? Войска уже посылали и уже отозвали. В
телеграфных переговорах его обманывали. Необычайная обстановка — и ничего не
придумаешь. Только — докладывать в Тифлис Верховному.
Но и он ничего не будет
решать, пока не приедет сюда. А на это уйдёт, может, больше недели.
А рядом только — Лукомский, Клембовский, всё не
то.
И вдруг так подумал
Алексеев: когда вчера была нужда склонить Государя к отречению — ведь обратился
же он к своим всем главнокомандующим. И эту мысль он перенял у того же
Родзянки, как тот закидывал главнокомандующих телеграммами. И сейчас все
главнокомандующие, кроме Рузского, сидели во тьме, и запрашивали, и ждали:
почему задержан Манифест? Им — всё равно что-то объяснять. Так составить
честное изложение происшедшего, всё, как оно теперь понимается, ну конечно в
сдержанных словах, не давая воли чувству. Составить и разослать. Это же будет —
и доклад Верховному.
Не знал Алексеев такой боевой
ситуации, которой нельзя было бы резюмировать, а затем и разрешить одним сжатым
деловым документом. И само составление документа помогало привести мысли в
ясность и успокоить собственный дух, самодисциплинировало.
И он тут же засел писать
циркулярную телеграмму всем главнокомандующим № 1918. Что это — в пояснение к
их запросам о задержке Манифеста. Как сегодня утром с этой просьбой обратился в
Ставку председатель Государственной Думы, но причина его настояния более ясно
изложена в разговоре с главкосевом. Родзянко мечтает
и старается убедить, что можно отложить воцарение императора и дождаться
Учредительного Собрания с временным думским Комитетом и ответственным
министерством. Но Манифест уже получил местами известность, и немыслимо
удержать в секрете высокой важности акт. Очевидно нет
единодушия в Государственной Думе и её Временном Комитете, на них оказывают
мощное давление левые партии. А в сообщениях Родзянки нет откровенности и
искренности. Его основные мотивы могут оказаться неверными
и направлены к тому, чтобы побудить военачальников присоединиться к решению
крайних элементов как неизбежному факту. Войска петроградского
гарнизона окончательно распропагандированы, и вредны, и опасны для всех.
Создаётся грозная опасность для всей Действующей Армии.
Всё так. Изложено было не
длинно, толково — и уже с некоторыми акцентами о Родзянке. Однако: для чего это
всё он писал? И — что он предполагал предпринять против опасности?
Очевидно (дождавшись указаний
великого князя): потребовать от председателя Думы выполнения Манифеста!
А если не выполнит? И скорей
всего не выполнит...
Бродила, пробивалась мысль:
так повторить родзянковский же манёвр: собрать мнения
главнокомандующих. Вчера они оказались сильнее самого Государя.
Только Ставка может сделать
это и внушительней: собрать самих главнокомандующих! Совещание.
Да! Это теперь стало ясно
Алексееву. И тогда они всё решат.
Но — без Николая Николаевича
он не смел их собрать приказом, и не мог приказно назначить дату. За пределами его прав.
Всё, что мог он: это — предложить
главнокомандующим, такое совещание. И если великого князя не будет — то и
собраться, не позже 8–9 марта.
Этим и закончил:
"Коллективный голос
высших чинов армии и их условия должны стать известны всем и оказать
влияние на ход событий. Прошу высказать ваше мнение, признаёте ли
соответственным такой съезд в Могилёве."
Вот так соберёмся и противопоставимся шаткому непоследовательному
правительству.
И что ж? главнокомандующих тоже
кучка, советоваться так советоваться, мысль Эверта ожила в нём:
"Быть может, вы сочтёте
нужным запросить и командующих армиями."
Кончил — и сам своими ногами
отнёс телеграмму в аппаратную.
Пока писал её — был в
действии. Но когда расстался с ней, то действие прекратилось.
И он обречён был —
казниться.
Что же это такое
наделалось?..