Третье марта

 

 

 

399

 

Вечером надо льдами, сугробами гельсингфорсского рейда с чернеющими силуэтами кораблей закруживало мятелью. Порошило на палубы. Часовые с головой кутались в тулупы.

Вахтенный начальник флагманского линкора «Андрей Первозванный» лейтенант Бубнов не сразу заметил, что на соседнем линкоре «Павел I» на мачте висел красный боевой огонь, а одна орудийная башня — да! развернулась сюда! на «Андрея»!

Глянул наверх по своей мачте — и у себя на клотике увидел такой же красный фонарь.

Но он не приказывал поднимать! Что такое?

Пошёл на мостик, узнать. Сверху навстречу свалился дежурный кондуктор:

— Ваше высокоблагородие! На корабле бунт! Команда разбирает оружие!

Послал кондуктора к старшему офицеру, сам скомандовал с мостика вызвать караул наверх — и спустился на палубу.

Караул быстро выбежал с примкнутыми штыками.

Но уже, в мелькании снега и ветра, при палубных светах, валила сюда по палубе вооружённая толпа матросов.

Заорал им:

— Стой!

Толпа остановилась.

Караулу:

— Зарядить!

Ах, ещё заряжать! — и бегут, скользя, сюда.

А караул мнётся, не заряжает.

Бубнов вырвал одну винтовку — сам зарядить, — но со спардека сверкнул выстрел — и лейтенант упал.

 

А командир «Первозванного» каперанг Гадд, только что проводив в штаб флота командира бригады линкоров контр-адмирала Небольсина, спустился в свою каюту и сел пить чай при настольном зелёном абажуре.

Но услышал — горн? — да. Да.

Поставил стакан, ещё прислушался.

Да как будто ружейный выстрел? И не один?

Насадил фуражку, вышел в коридор.

По коридору бежали боцман и кондуктор с окровавленной головой:

— Команда стреляет!.. Убили вахтенного начальника!

Наружу!

Не выйти, стреляют по выходу.

Вниз, в кают-компанию.

Тут — с десяток офицеров.

— Держимся вместе, господа!

С чем? С револьверами...

— Охраняйте вход!

И к телефону. И успел сообщить в штаб.

С револьверами офицеры столпились у входа.

А матросы стали стрелять в кают-компанию — сверху, через палубные иллюминаторы.

Ранило мичмана, убило вестового.

Жужжали и цокали пули. Весь пол был в осколках стекла.

Мичмана положили на диван, врач перевязывал его.

Сверху слышалась исступлённая матерная брань матросов.

Выключили в кают-компании электричество.

Капитан Гадд воскликнул:

— Только — образумить! Кто за мной?

И — в коридор! Но на палубу опять не пустил обстрел.

Оттуда кричали:

— Мичман Эр! — наверх! — (Его любила команда.)

Каперанг отпустил его:

— Может вам удастся успокоить.

Но осада кают-компании не утихла. В темноте грохали выстрелы — и пули пронизывали тонкие переборки. Ранило ещё одного офицера.

Тогда каперанг, уже один, ринулся наружу, под обстрел.

Его — не сразило. И он в светах редких ламп быстро, бесстрашно вошёл в толпу:

— Матросы! Я тут один. Вам ничего не стоит меня убить. Но — выслушайте!

— Кровопивец! Не желаем! — кричал один.

— Спросите его, пусть покажет, кто здесь на нашем корабле пил кровь и чью...

— Вы нас рыбой морили! Офицеры не допускали нас к вам жаловаться!

— Неправда! Каждый месяц я обходил всю команду. И всегда говорил: приходите ко мне, если что. Верно?

— Верно! Верно!

— Мы ничего против вас... Он врёт!

Охрипший каперанг шагнул на возвышение — говорить.

А по сходням взбегала новая страшная толпа — это были матросы с «Павла», уже покончившие у себя. И теперь, с разгону, увидев каперанга на возвышении:

— В штыки его!

И перед ними — кто расступился, а другие сомкнулись в защиту капитана.

И павловские отступили.

Тогда мичман Эр вскричал:

— А ну, ребята! На «ура» нашего командира!

И его подхватили на руки.

Но отнесли — в каземат: «Тут целей будете

Капитан из каземата по телефону в кают-компанию велел офицерам отдать оружие и идти в каземат.

Один молодой мичман громко безумно хохотал. Его повели в лазарет, но матросы не выдержали хохота и застрелили мичмана по пути.

По кораблю там и здесь раздавались предсмертные вопли: это ловили сверхсрочных унтер-офицеров и кондукторов и убивали их.

 

 

К главе 400