Шестое марта

 

 

 

474

 

А утро понедельника принесло телеграммы все едино, без противоречий: отрёкся царь! отрёкся — несомненно! И он, и Михаил, вся династия, вся шайка — отреклась!!!

Реставрации — не будет!!!

И вопрос зажёгся теперь только: как? Путём — каким? Каким способом? Да побыстрей! Теперь и часа нельзя промедлить — скорей туда! Не опоздать! Захватить руль! Исправить, направить, скорей!

Сегодня Цивин у Ромберга. Хорошо. Но это ещё пока... зондировка, запросы, ответы... «Глухонемой швед» было кинуто три дня назад, тоже Ганецкому, несерьёзно. Серьёзней — фотография для паспорта (хорошо, что послал): может ли она сегодня быть уже у Скларца? Нет конечно. Послезавтра. А потом — рассматриваться в министерстве, в генштабе. Они должны бы и не ждать, должны бы сами догадаться и поторопиться — послать, предложить. Молчат. Дубины. Лестница бюрократическая.

Или — дорожатся, чтобы больше взять? Тогда — ничтожные политики. Вперёд, на большом участке пути — реальный союз, сепаратный мир. А там, а там... Прусские юнкерские мозги конечно не уследят за спиралями диалектики. Разве они видят дальше сегодняшних своих окопов? Что они знают о мировой пролетарской революции? Дальше, конечно, мы их переиграем, на то мы и умней. Но пока что им бы только сепаратный, да оттянуть прибалтийские губернии, Польшу, Украину, Кавказ, — так это мы и сами отдаём, давно говорим.

И Зифельд не идёт. И Моор не отзывается.

Но — Парвус? испытанный умница Парвус! — что же он? Израиль Лазаревич! Я сижу в этой Швейцарии, как в заткнутой бутылке! Вы же понимаете, вы-то знаете, как надо успевать на революцию! Почему не получаю предложений ехать? Делается ли что-нибудь?..

В комнате на Шпигельгассе — как в норе, солнца — никогда в окне не бывает.

Та-ак... Та-ак, одуматься некогда, что-то обязательно упускаешь. Что там делает в Петербурге Шляпников? Он неумелый. Тезисы к ним потекли, но это когда ещё... А вот что: надо сжато повторить телеграммой. Телеграмму в Стокгольм, партийная касса не разорится. Надя, кто пойдёт телеграмму сдаст: наша тактика — никакого доверия новому правительству! никакого сближения ни с какой партией! только — вооружение! вооружение!.. Платком укутайся, бронхит!..

А вообще-то на всякий случай, если немцев не дождёмся, надо готовить путь и через Англию. Пусть, например, Карпинский готовит: берёт проездные бумаги на своё имя, а фотографию приложим мою. Мою, но в парике, а то по лысине узнают. Срочно ему писать! Срочно в Женеву! Кто отнесёт на почту? Ладно, сбегаю сам.

Сильный холодающий ветер дул по узким переулкам, и когда порыв усилялся да навстречу — прямо останавливал. А хорошо идти — поперёк, против! Так привык всю жизнь, так шёл всегда — и не раскаиваюсь. И другой жизни не хотел бы!

Тот же ветер взнёс по переулку наверх, домой, — и как раз вовремя: зовут к телефону на другой этаж. Кто б это мог? Почти никто того телефона не знает, для исключительнейших случаев.

По тёмной лестнице.

Инесса!! Прямо из Кларана! Голосок — как переливы рояля под её пальцами...

— Инесса, как давно я тебя не слышал!.. Любимая!.. А я вчера с дороги послал тебе откры... Надо немедленно ехать, нам надо всем ехать! Я готовлю тут разные варианты, какой-то сработает обязательно! Но вообще надо разведать и английский путь. И, может, удобнее всего было бы тебе... Что?.. Неудобно?.. Ну, я не настаиваю никогда, ты знаешь... Не уверена, что вообще поедешь? Вообще??. Колеблешься?.. (Какой-то сбой, мысли не сходятся. Когда долго не видишься — и всегда сбой, настроения не прилегают, а тут ещё и по телефону.) ... Почему же нет? Да как же можно вытерпеть! ... А я был — совершенно уверен! Мне в голову не... Да, нервы, конечно... Да, нервы... (По телефону о нервах не разговоришься, франк минута.) Ну, ладно... Ну попробую как-нибудь, да...

Ах, лучше б и не звонила, только настроение опустилось... Оборвала и настроение, и план...

Как же испортились отношения, не узнать. И — отчего? Уж портиться бы — отчего? Уж как он ей выстилает, как уступает, — кому, когда?..

Удивлялся, что втроём — и держится. Вот и не удержалось...

Занозилось, заныло от этого разговора, ничем заняться себя не заставишь. Сел к окну, где посветлей, на коленях писать программу действий для петербургских, они ведь сами никогда ничего... За окном ветер просто ревел, и в щели дуло, каких раньше не замечал. Март, а печку бы истопить? Скажут хозяева — уголь перетрачиваем. Пальто накинул.

Начать надо с анализа обстановки. Точной обстановки он не знал и не мог восстановить по скудным газетным обрывкам, но хорошо понимал по общей теории, и ничего другого в Петербурге происходить не могло... Произошло в России чудо? Но чудес не бывает ни в природе, ни в истории, только обывательскому разуму кажется... Разврат царской шайки, всё зверство семьи Романовых, этих погромщиков, заливших Россию кровью евреев, рабочих... Восьмидневная революция... Но имела репетицию в 1905 году... Опрокинулась телега романовской монархии, залитая кровью и грязью... По сути это и есть начало всеобщей гражданской войны, к которой мы призывали...

Недоговоренное с Инессой — мешало работать. От звонка поднялось — и не улегалось. Как-то взаимонепонятно, ершисто... Колет...

Естественно, что революция разразилась раньше всего в России. Этого и надо было ожидать. Этого мы и ждали. Наш пролетариат — самый революционный... Кроме того, весь ход событий ясно показывает, что английское и французское посольства с их агентами непосредственно организовали заговор вместе с октябристами и кадетами...

Что ж, мы уедем — а она останется? Совсем — останется? Ведь события могут так раскидать, разделить...

В новом правительстве Милюков — только для сладеньких профессорских речей, а решают пособники Столыпина-вешателя... Совету рабочих депутатов надо искать союза — не столько с крестьянами, но в первую голову — с сельскохозяйственными рабочими и с беднейшими крестьянами, отдельно от зажиточных. Важно уже сейчас раскалывать крестьянство и противопоставить беднейших — зажиточным. В этом гвоздь.

Ну, просто ураган! И как будто снег срывает. Уже и от окна света нет, опять лампу...

Нет, не успокоиться, пока снова не написать Инессе. Вот прямо сейчас и написать.

... Не могу скрыть от вас, что я разочарован сильно. Теперь надо — скакать, а люди чего-то «ждут»... Через Англию под своим именем — меня просто арестуют... А я был уверен — вы поскачете!.. Ну, может быть, здоровье не позволяет?.. Но нам бы важно хоть попробовать, узнать, как дают визы, какой порядок?

И вот уже нытьё облегчилось, отлегло, а зацепилась и потянула новая идея, использовать это письмо:

... Да тут только задуматься: около вас там живёт столько социал-патриотов и разных беспартийных русских патриотов, и богатых! — почему же им не придёт в голову простая мысль ехать через Германию? — вот им бы и попросить вагон до Копенгагена. Я не могу этого сделать, я – «пораженец». А они — могут. О, если б я мог научить эту сволочь, этих дурней быть поумнее!.. Вы — не подскажете им?.. Думаете, немцы вагона не дадут? Держу пари, что дадут! Я — уверен просто! Конечно, если дело будет исходить от меня или от вас — всё сразу испорчено... А — в Женеве нет дураков для этой цели?..

Вот к этому и свелась теперь вся проблема: не Францию-Англию разведывать, нет, ехать только через Германию, конечно! Но: как, чтоб не от себя, чтоб это возникло от кого-нибудь другого?..

Если кто сомневается, можно хорошо убедить так: ваши опасения — курам на смех! Да неужели же русские рабочие поверят, что старые испытанные революционеры действуют в угоду германскому империализму? Скажут — мы «продались немцам»? Так ведь про нас, интернационалистов, и без того уже давно говорят, раз мы не поддерживаем войну. Но мы делами своими докажем, что мы не немецкие агенты. А пока надо — ехать, ехать, хоть через самого дьявола.

Но — кому внушить инициативу? А без этого и возможность будет — а ехать нельзя. Нам одним, первым нам, от себя, — нельзя, в России окажется трудно.

Так и прокатился день, не дав решения и выхода...

А за один этот день — что там в России наворочено!

Туда, в ревущую тьму, прислониться к тёмному стеклу — мелькало, мелькало, неслись косые пули! Вот такое и в Петербурге сейчас. Бешено выло в трубе, стучало где-то на крыше, никогда не стучало, что-то оторвало. Ну, закручивало!

Как будто вот последние часы упускаем, последние часы. Писать им, писать дальше:

... Милюков и Гучков — марионетки в руках Антанты... Не рабочие должны поддерживать новое правительство, а пусть это правительство «поддержит» рабочих... Помогите вооружению рабочих — и свобода в России будет непобедима! Учить народ не верить словам!.. Народ не пожелает терпеть голода и скоро узнает, что хлеб в России есть и можно его отнять... И так мы завоюем демократическую республику, а затем и социализм...

Раскрутилось внутри, вытягивало жилы рук и ног от бездействия. А — пойти в эту бурю, выходиться! Иначе ведь всё равно не заснуть. Пусть ветер потолкает, продует.

Внизу лестницы — запахнулся, старую шапку нахлобучил крепче. (Спросил председатель шо-де-фонского профсоюза: «Это что за пилот?»)

Сразу — как толкнуло, как понесло, ну настоящий ураган! А — по сухому, снега мало. Фонари все видны, а небо тёмное. Брян-нь! — выбило стекло из уличного фонаря. Черепицей стучит, тут и на голову свалится.

Узкие, узкие, узкие улочки старого города, в какую сторону ни иди — лабиринт. Заблудишься тут как мышь, не вырвешься на просторы петербургских площадей.

Управляли Россией 40 тысяч помещиков — неужели ж мы столько не наберём и не управим получше?..

На Нидерхофштрассе, улице ночных гуляний, прохожих почти никого, все забились за светлые окна. И барахтается в ветрище беспомощный — нагнутый, вялая, рыхлая, знакомая фигура... Григорий!

С вокзала? Приехал опять?

— Владимир Ильич, много важного, решил приехать.

— Ну, что Цивин? Был у Ромберга?

— Был сегодня. Сейчас расскажу. Тот обрадовался!

Один туда качнётся, один сюда, руками от ветра отбиваясь, шапку хватая. Побрели назад. Говорить трудно, но и не терпится.

В Берне весь день заседал эмигрантский комитет по возвращению на родину, и Зиновьев там от нас. Ну и что, как?

Говорильня, говорильня, перебирали все варианты - и через союзников и через Скандинавию. А Мартов предложил — через Германию!

— Мартов??

— Через Германию!!

— Мартов???

Воздуха нет кричать.

— Да! В обмен на немецких военнопленных в России!

Ма-артов???

— Получить согласие Временного правительства... Через Гримма — в переговоры со швейцарскими властями...

Что за удача! Какая удача! Предложил — Юлик, не мы! Так и назовём — план Мартова! А мы — только присоединяемся.

Первое слово — сказано!!

 

 

К главе 475