521
(армейские
фрагменты)
* * *
Подполковник Буря 4 марта
шёл мимо сторожевого в Двинской крепости — тот нёс винтовку как палку и не отдал
чести.
— Почему не отдаёшь чести?
— А я у тебя её не занимал!
* * *
В гусарском полку 16
кавалерийской дивизии на Стоходе сперва
узнали, что Государь назначил Николая Николаевича, и были довольны. И только
через полсуток — что царь, оказывается, отрёкся.
Офицеры побледнели.
У немцев местами — оркестры,
салюты. Бросают нам прокламации с аэропланов или привязывают к пропеллерам
посылаемых мин.
* * *
В Симферополе начальник
гарнизона генерал Радовский объявил выстроенным
войскам манифесты об отречении. Объявил, что поддерживает новый строй и призвал
пропеть всем вместе «Боже, царя храни». Войска пропели.
За это генерал получил
неделю ареста.
* * *
В 193-м запасном пехотном
полку в Хамовниках известие об отречении Государя было, в московской обстановке,
по внешности встречено радостно всеми — и офицерами тоже. Да многие молодые и
верили искренно, что вот теперь-то, освободясь от
развала царской власти, мы и победим немцев, и война скоро кончится. А поопытнее, кто видел в этом конец России, — искали по одному
молчаливых единомышленников: что предпринять? Собрать кучку сопротивления? —
так уже видно, что никто за нами не пойдёт. Да ведь Государь сам отрёкся!.. И
оставалось каждому: просить ускорить отправку его из запасного полка на фронт.
Может быть там?..
* * *
Когда в Лифляндии на ж-д станции у Штоксмандорфа
едущий на фронт запасной пехотный батальон узнал об отречении царя — он
бросился громить пищевые пристанционные склады. Власти вызвали на подавление
5-й Уланский полк — но от нерешимости вернули его на позиции.
* * *
Вольноопределяющийся Б. в
белой папахе с восточным лицом, в очках, крикнул батальонному командиру,
ставшему на стул прочесть задержанные телеграммы:
— Что вы тут читаете?
Николая уже нет! Извольте сойти...
Солдаты сорвали с командира
наплечные ремни с револьвером и надели на Б. Он взлез
на стул:
— Беру временное
командование батальоном в свои руки. Господ офицеров мы пока арестуем: нужно
выяснить, с народом они или против.
Солдат Альперович подумал: и
надо ему, еврею, соваться? Как бы не испортил дела. А
вдруг не выгорит, и мы, евреи, первые ответим. (Ему самому было стыдно такой
рабской мысли.)
Но интеллигентное лицо Б.
было полно ответственности.
Офицеров повели на
гауптвахту. Солдатская толпа кричала: «Бей его, шкуру!» — «Ткни его штыком!» —
«Дай ему чечевицы!» — «Расстрелять бы их, мерзавцев!».
Когда их отвели, кто-то
крикнул:
— Теперь арестовать
фельдфебелей и взводных!
— Арестовать! — откликнулось
эхо.
Всякий, кто имел на кого
злобу, — называл фамилию, и толпа кидалась искать обидчика.
Солдат, бывший землемер
Зёрнов, стал протестовать:
— Какая ж это, братцы,
свобода? Это безобразие.
На него показали:
— Вот этот... взять его...
Он за старое правительство.
(Из «Биржевых ведомостей»,
13.4.17)
* * *
Генерал граф
Келлер, командир 3-го конного корпуса, был
неутомимый кавалерист, проходивший по 100 вёрст в сутки. Когда, щеголяя
молодцеватой посадкой, он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и
чекмене Оренбургского казачьего войска, его кавалеристы готовы были за ним куда
угодно, по взмаху руки.
Теперь близ Кишинёва он
велел собрать сводный строй ото всех сотен и эскадронов. Объявил с коня громко:
— Я получил депешу об
отречении Государя и о каком-то Временном правительстве. Я, ваш старый
командир, деливший с вами и лишения, и бои, и победы, не верю, чтобы Государь
император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Я
послал телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь,
добровольно отрёкся от престола. Прикажи, Государь, и мы приедем и защитим
Тебя!»
— Ура-а-а!
ура-а-а! — закричали драгуны, казаки, гусары. — Веди
нас!
Но через несколько часов
подтвердилось необратимое — и он сломал свою саблю
перед строем.
* * *
В одних частях после
отречения императорские портреты тихонько убрали сразу все. В других — остались
висеть, и когда солдаты погорластее требовали, чтобы
сняли, — начальники имели твёрдость отказаться: на то, как на всё, должен быть
приказ. Но и им приходилось вскоре убрать: раздражали.
Офицеры, которые истолковали
отречение как добрую волю царя и продолжали его хвалить, — вызывали недоверие
этих горластых. А остальные — молчали.
* * *
В Казани в запасном полку солдат-пройдоха предложил (чтоб не идти на учебные
занятия): «Давайте сегодня пойдём на молебен по случаю получения свободы.» И все стали кричать: «Пойдём на молебен, не хотим на
занятия!»
Но солдаты-татары, человек
сорок, выстроились, подошли к офицеру: «Веди нас, ваше благородие, на занятия!»
Остальных уговаривали —
сначала ротный командир, потом батальонный, полковой, — не помогало. Тогда
полковник спросил громко: «А кто это хочет на молебен? Кто?» — «Вот я!» —
выступил зачинщик. — «На тебе рубль, пойди к батюшке, чтоб он тебе отслужил. А
мы все пойдём, когда получим приказ.»
Угомонились.
* * *
Собрали на митинг 125-й
Курский полк. На середину выехал автомобиль, с него стали ораторствовать
капитан, солдат, рабочий, гимназист — он задиристей всех: Кровавый Николай... И
наследник был не от императора, а от Распутина... Царизм разорил Россию до
основания и только теперь, при свободе, будем воскресать
и жить как в раю.
Только вот хлеба стали
выдавать не 2,5 фунта, а два.
* * *
Полковник Оберучев, с молодости народоволец, потом с-р, стал первым военным комиссаром
Киева и поспешил на военную гауптвахту подбодрить, кто там томился за уклонение
от службы, побеги и дисциплинарные проступки: что скоро утвердят их
освобождение. Восторгам их не было конца. И вдруг с изумлением узнал, что уже
сидит и первый «политический арестованный нового строя» — юноша-офицер, поляк.
Командир их первого польского полка, формирующегося в Киеве, потребовал от
офицеров письменного объяснения, как они относятся к перевороту. Этот прапорщик
подал рапорт, что относится к перевороту отрицательно и стоит за Николая II.
Командир полка арестовал его. Оберучев, всю жизнь ненавидевший этого царя, спросил:
— И вы, поляк, так любите
Николая II?
— Да, я хочу видеть его на
престоле.
— И будете стараться
восстановить его?
— Непременно.
— Как же вы думаете это
сделать?
— Если только узнаю, что
где-нибудь зреет заговор в его пользу — немедленно примкну, — ответил без
запинки.
— А если нигде не будет?
Юноша задумался:
— Составлю сам...
Но через несколько дней,
почитав газеты, признался:
— Безнадёжно.
* * *
6 марта в 682-м пехотном
полку, в тылах 2-й армии, после вечерней переклички фельдфебель 3-й роты Маляев обратился к дежурному поручику с просьбой разрешить
ему разъяснить солдатам некоторые приказы. Получив разрешение, он стал перед
строем говорить о текущих событиях и о выборе депутатов от каждой роты. После
него ефрейтор 4-й роты Шумилов, уже без разрешения, выступил тоже с речью: что
солдаты мало получают мыла, отопления, освещения и скрыли от них приказ о
выборе депутатов в Совет Рабочих, — а также почему у
нас служат немцы и, между прочим, командир полка полковник Катхе.
Прибывший тотчас командир
батальона штабс-капитан Хвесюк разъяснил, что приказа
выбирать депутатов не поступало, а никаких приказов от них не скрывают, и
советовал солдатам разойтись.
Солдаты как будто разошлись.
Но вскоре человек 200 из этого батальона окружили штаб полка, а провода в штаб
полка и во все батальоны прервали. Офицеры в помещении штаба были арестованы.
Тем временем полковник Катхе, георгиевский кавалер, возвращаясь из бани, зашёл на
квартиру к штабс-капитану Хвесюку — и тут помещение
окружили солдаты 1-го батальона. Из толпы вышел ефрейтор Шумилов и объявил: «От
имени нового правительства арестуем вас!» Отобрал у полковника револьвер, шашку
— и в санях, под конвоем двенадцати солдат отправил на железнодорожный разъезд Демехи, к гомельскому поезду. После этого была снята охрана
с полковых телефонов. На следующий день в полку шли нормальные занятия, и
других выступлений не было. Но разговоры текли: что офицеров с немецкими
фамилиями мало арестовать, а надо поубивать.
Из Гомеля начальник
гарнизона отправил полковника Катхе вместе с его
конвоем — в Смоленск, в штаб Округа.
В 684-м полку той же дивизии
офицеры передали командиру полка полковнику Яровицкому,
что солдаты просят его по-хорошему сдать командование и покинуть полк, пока его
не тронули. Полковник тою же ночью уехал в штаб дивизии.
* * *
Когда в запасной полк,
стоящий в Борисоглебске, достиг «приказ №1», командир маршевой роты, зауряд-прапорщик
из фельдфебелей, георгиевский кавалер, пытался скрыть его. Но нашёлся другой
офицер, прапорщик из студентов, который собрал ротное собрание и прочёл
«приказ» вслух. После этого маршевая рота потребовала: сменить ротного до её
отправки на фронт. И выбрала новым ротным — прапорщика-студента.
* * *
В Режице
против прибывшей из Петрограда беспокойной вооружённой группы был отправлен
отряд Сумского полка. Но те — буйствовали, оскорбляли офицеров, а сумцы остались пассивны и стали присоединяться к
мятежникам. По городу начались самовольные аресты.
Комендант Режицы сам отменил отдание чести, заявив в приказе по
гарнизону, что она необязательна.
* * *
Из тяжёлого артиллерийского
полка, стоящего в Царском Селе, доносили о контрреволюционном настроении. Тогда
из ораторской коллегии при петроградском Совете
рабочих депутатов послали в полк агитатора. Он выяснил: эти артиллеристы
недовольны «приказами №1 и №2» и требуют выпуска нового, толкового. Считают,
что у нас нет свободы печати, а Совет рабочих и солдатских депутатов скрывает
своё отношение к войне — и пусть выразит ясно. И сведения такие, что не у всех
в Совете верны мандаты, и заседают хулиганы, и почему там нет делегатов от
офицеров. И что за распоряжение не идти на фронт? — полк собирается идти. И как
быть с землёй? — солдаты беспокоятся, что ничего не получат.
* * *
В Царском Селе погоны ещё
носились, но все нереволюционные офицеры — без оружия. Только кадровые офицеры
ещё козыряли друг другу, да редко старые солдаты. (С поникшей головой смотрели
на развязных мальчишек с папахами на затылок, расстёгнутыми, а то с девками под руку.) Можно было встретить солдат с офицерскими
кокардами и офицерским оружием.
* * *
В некоторых тыловых частях
солдаты волнуются: а не может вернуться старое? Подозрительно относятся к
начальству. В одной части созывали на митинг, и командир полка распорядился:
идти без винтовок. Это вызвало большое подозрение, и все пошли с винтовками.
Кое-где солдаты стали
выставлять кроме приказно-уставных ещё свои караулы —
у складов оружия, и непомерные по численности. Подозревают офицерскую измену.
«Вот пускай нам дают
жалованья десятку в месяц. А не дадут — то мы пошабашим!»
* * *
Под Дерптом 282-й маршевый
батальон арестовал часть своих офицеров, арестовал соседних помещиков, их
управляющих, — и стал распоряжаться продуктами и инвентарём тех имений.
* * *
Присяга в спешенном
лейб-гвардейском Уланском полку Ея Величества императрицы Александры Фёдоровны.
Накануне командир полка полковник Миклашевский
предложил офицерам: чтобы сохранить боеспособность полка — не отдаляться от
улан, и для того надеть красные банты, ведь это — непринципиальная мелочь, да и
Временное правительство признало этот цвет своим, и у него отнято прежнее
бунтовское значение. И офицеры надели банты, иные со слезами. Развевались
красные флюгера на пиках эскадронов, и непривычны были звуки трубачей. Скверно
на душе. Но ведь — Россия оставалась, и вела войну?
* * *
При новой присяге солдат
смущает, что каждый должен подписываться: «Не можно руку прикладать»
(старое русское понятие). Делегаты разъясняют: «Потому что вы теперь граждане,
и каждый должен сознательно подписать.»
В иных полках отказывались
присягать под своим боевым полковым флагом, а лишь под красным.
* * *
В 80-м Сибирском полку
первым председателем солдатского комитета стал священник.
В Егерском запасном
батальоне в Петрограде избрали комитет совместный солдатско-офицерский.
Председательствует прапорщик, секретарь — вольноопределяющийся с
университетским значком, среди солдатских депутатов — студенты, актёры,
журналисты.
* * *
В 31-м Сибирском стрелковом
полку выборные ото всех рот явились ночью в штаб полка — арестовали командира
полка и 19 офицеров «за то, что не сочувствуют новому порядку». И выбрали
командиром полка поручика Крюкова.
* * *
9 марта в 11-й полевой
тяжёлой артбригаде солдаты парка пытались арестовать
командира бригады генерал-майора Яценко — за то, что
он «идёт против правительства» (требует, чтобы его называли «ваше
превосходительство»). Командир дивизиона уговорил солдат не арестовывать.
Согласились, но решили послать своего выборного в Петроград с жалобой на
генерала.
* * *
Ещё вчера солдаты качали
поручика Тимохина, говорили, что верят ему, ничего дурного не предпримут. А
сегодня он пришёл в роту — закричали ему «вон!» и объявили, что уже выбрали
себе нового ротного.
