Глава 26 разбита
на 2 части для удобства считывания из-за большого размера.
В оригинальном
издании разбиение главы 26 на части отсутствует.
26,
часть 2
Дмитриева и самого забирало.
Да он и пришёл-то вовсе не спокойный, теперь разглядели, это бывают такие люди,
их волненья даже не заметишь: не тонкая, не светлая кожа, грубоватые губы.
— А — какие требования? —
спросила старшая дама.
— Да вот... — никаких, —
Дмитриев мрачно.
Никаких! — даже леденит. Вот это уж
самое серьёзное, когда и разговаривать не хотят!
— А днём сегодня — Рено, человек с тысячу, среди работы вышли — и пошли по Большому Сампсоньевскому.
Несколько человек забежали в Новый Лесснер,
тоже подбивать на забастовку. Их там арестовали, но забастовка всё равно
началась — и тоже пошли по проспекту. Сначала спокойно...
Только не по виду Дмитриева.
— ...А все они рядом,
Русский Рено напротив Нового Лесснера.
И тут же, против Рено — бараки 181-го запасного
пехотного полка. И когда, уже часа в четыре, Новый Лесснер
пошёл по Сампсоньевскому, как раз мимо казарм...
=============
ЭКРАН
=============
|
Заводские корпуса,
темно-кирпичные, как они видятся поверх
высоких кирпичных оград. Те неуютные здания, где мы
не бываем, культурные люди, там делать нам нечего. А — есть они. Высятся. Тянутся. Неясный шум. Ниже. =
Из проходной вываливают, вываливают
рабочие. И идут по улице скучной, каменной,
окраинной, беспорядочно, не строясь в
демонстрацию, ещё и сами как бы не решив, зачем и
куда они, а — несёт их! Говор беспорядочный. Кепки, кепки, картузы...
Иногда — и шляпы. Дублёные куртки с
барашковыми воротниками, осенние пальто, тужурки, плащи... Черно-серое. Лица — все бритые, бритые,
молодые и старые, редко у кого борода или усы (но — щегольские). В этой ли бритости, в сходстве одежды — сравнены возрасты, сравнены
личности. И несёт их — с заботой
общей. Несёт, а весёлых нет. =
А там дальше на улице — полицейский патруль: с
десяток пеших городовых, ближе они, в чёрных шапках, чёрных
мерлушковых воротниках, в тугоподпоясанных шинелях,
с шашками, револьверами, снабжены изобильно, справные молодцы. И околоточный надзиратель
— в сером офицерском пальто, с узким ремнем. Ещё ближе. У всех —
оранжевого немного: плечевые жгуты городовых, тесьма петлиц, у околоточного —
кант погонов. Чем вот — другие лица
полицейских? А — совсем другие. Больше усатых? Больше мордатых,
где их набрали? А главное: чувств — никаких, а — каменная служба. Околоточный, галуны серебряные,
рукой взмахнув, дальше они, =
команду подаёт. Мы не слышим её. Да ведь кучка их! — а
пошли, пошли сюда строем! Могут! Закон! — вот что
они. Поди-к не послушайся... Тут рядом — говор рабочих,
друг ко другу, призывы строиться, не теряться,
что-то помнить, как обещались... Строем идёт на нас
команда! Всего десяток, а — давительно идёт! Боязливые голоса: что не попрёшь, надо
заворачивать. = Перёд толпы. Сплочены тесно,
молодых больше. Всё-таки вперёд не
шагается. Начинают пятиться, но — запевает рядом невидимый дерзкий
одиночный голос: Богачи, кулаки жадной
сворой Расхищают тяжёлый твой
труд! Пятятся, отступают. Не
подхватывают. Не подхватывают, но песня
— действует: сознание горькое от этих слов, лица — жёстче. А рты на экране — молчат. Но невидимых присоединилось два-три голоса:
Твоим потом жиреют обжоры, Твой последний кусок они
рвут. Ну, не последний кусок, уж
таких измождённых не видно. Есть — и с важностью
уважаемых мастеровых. Кто распахнут — в пиджаках, есть и с белыми сорочками.
А — верны слова песни! — вот так и чувствуем: рвут последний кусок, и только
песней докричишься. Давай, давай, братцы! =
А полицейский десяток — ближе. Марширует — подавительно.
Околоточный подхватистый что-то увидел среди нас,
кричит: — Военнослужащие! Выйти из толпы! Взять в сторону! =
В толпе-то, оказывается, несколько солдат затесалось,
выздоравливающие! на них узды никакой! Перевязанный по уху, рука на
бинтовой подвеси, георгиевский кавалер. И ещё. У вас — служба, а у
нас? Кровь — кто проливал? Голос околоточного, близко, резко: — Военнослужащие! Последний раз
предупреждаю! Перевязанный по уху — распущенный
парень, отвечает всем ртом и лицом, нам не слышно, а, видно, крепко ответил:
хохочут рядом! Хохочут! Осмелели! Теперь видно и запевалу:
длинный, худющий, без шапки (обронил?), волосы раскиданные. Поди-ка, вытяни
всю прорву на себе, не так охудаешь!
Лицо истянулось в усилии за всех, рот вперекрив, кадык так и прыгает: Голодай, чтоб они
пировали! Голодай, чтоб в игре
биржевой Они совесть и честь
продавали... И — не зря! Начинает
перениматься! Запаляет песня сердца, ярее всяких
уговоров! Уже и в дюжину глоток ему помогают, кричат через песню своё
душевное: Голодай, чтоб они
пировали! Голодай, чтобы честь
продавали! =
А полиция — шашки! обнажила! И — наступает! Шашки? ещё не значит —
рубить, может — и плашмя разгонять, как повернут. Но лица у городовых — хоть
и рубить, не дрогнут. Околоточный — как в бою: — Нижние чины! За мятеж будете
арестованы! =
Всё ж — оседает толпа, подаётся. Страшно. Подбодряют друг друга
теснотой, плечами, множеством, да и голосами, напев марсельезный,
а слов не зная, один запевала рвёт до надрыва, отчаянно, что ж отступаете,
ребята? вы ж обещали!.. Царь-вампир из тебя тянет
жилы! Царь-вампир пьёт народную
кровь! Солдат с крестом
георгиевским мрачен, руку больную зажали, — а не уйдёт! Не на того напали! =
Но... и шашки! шашки поднятые идут! Страшно! =
Пятится толпа, проиграно дело... Отступает косовато, жмётся
к забору какому-то, дощатому, низкому, высотой аршина в полтора. Из сил последних, как последнюю песню в
жизни, ведёт запевала: Ему нужны пиры да палаты, Подавай ему крови твоей! =
А полиция — уже вплотную! во весь экран передние! Плашмя? или
рубя? Что у этих леших
разберёшь?.. Шаг на нас! Шаг на нас! Лица чужие: над нами
смеётесь? так и мы вдарим!! Экран пошире. =
Пятимся, нет дураков под шашки. Вдарят — и побежим. Тысяча — от десятка, так уж сила
ломит. Передним-то лише всего, задние
— в безопаске... Все голоса упали, нету.
Шаг! Шаг! От забора
оттесняют рабочих, очищают вдоль забора. Продвигается полиция с поднятыми
шашками. Но последний голос отчаянного запевалы: На воров, на собак, на богатых! Да на злого вампира-царя! Ах, к сердцу! И — опять, опять полыхало глухими голосами,
как дрова сырые заняло: На воров, на собак, на богатых! И — остановились! Нельзя нам
бежать. Побежим — уже мы не люди... Требований? Нет у нас
“требований”, а — пришла пора расчёта, вот и всё! И зло веселеем в отчаянной
песне, эх, нечего терять: Бей, губи их, злодеев
проклятых! Засветись, лучшей жизни
заря! У забора так и сошлись встречными
клиньями: передние из полиции и передние из толпы. У вас шашки вскинуты? А у
нас кулаки выставлены. Да глаза выворачиваются от люто-родных слов: Бей, губи их, злодеев проклятых! =
Да куда ж вы, против оружия? =
А вы куда — противо всего народа? =
У полицейских — песни нет. Им песня и не нужна, у них — команда!
Первый злодей околоточный: — Бей плашмя!! И — ударили! У-дарили! Ай, кому по голове, это
силища! И — ухатому
тому солдату, да!.. Потеснились, попёрли, поваливаемся, повалили назад!.. Ну, куда
тут... И — пошла полиция вдоль
забора. Дался им этот забор, очищают его зачем-то, именно забор. Самый широкий экран. =
С поворотом распахивается перед нами долгота этого низкого забора, а за ним — плац! А на плацу — маршируют
солдатики, правда, с палками вместо
винтовок. =
Кто — строевую ходьбу, =
кто — ружейные приёмы. Ученья — с унтерами, без офицеров. Не то что ружей, они и
шинелей носить не умеют, а туда же — солдаты. Ученье ученьем, но
замечают, замечают, что здесь, сюда
поворачиваются, и даже, по произволу
покидая расхлябанный свой строй, идут, идут сюда, да — с палками, как были! да с палками!! А одеты — армия, сытая, здоровая: — Фараоны! — Сволочи! — Не сдавайтесь,
мастеровые! = Полицейские
с поднятыми шашками застыли, не бьют. И околоточный тоскливо
ищет глазами: панорама плаца за забором невысоким, в
полтора аршина сколько их! — сотни,
сотни. Кто — занимается, кто — сюда смотрит, кто — идёт. А офицеров — как
вымело, нет. Сами, одни, с унтерами, такими же. =
Но — забор. Стоит забор, отделяя. =
Городовые — ещё со взнятыми шашками. Околоточный — один!
Озирается: один за всю российскую власть, вот сошлось! А рабочий передний клин —
растаял, оттянулся, ещё несколько стоят, как ототкнутые, согнутые, к земле, к земле молодой
подмастерье клонился, клонился, да выворотил
булыжник!! да через несколько своих голов — в голову городовому! Шибануло, откинуло, шашка опала, шапка слетела и — кровь! И команда: — Руби! У-дарили! Кровь! Панорама: бегут! бегут! бегут сюда
солдаты! с палками! Улюлюканье по всему широкому пространству: — Морды
фараонские! — Гэ-гэй,
своим на помощь! Вес-село бегут! Кто половчее — через
забор, заборчик: прыг! прыг! прыг! Отступя. А остальным солдатам, у
забора? Все ли сразу толкнули, все
ли сразу шагнули — у-пал забор! Затрещал, у-пал вперёд всей длиной! И через него весело шагнула армия!
шагнула через поваленный — да с палками! Ещё отступя. А там, по плацу — ещё, еще
бегут! на фронте не увидишь такой атаки радостной: не стреляют, и враг
известен! Целый полк — врассыпную, в
полный рост, палки над головами раскручивая. Дотрескивает забор под сапогами. Озорство на солдатских
лицах: мы-то сила и есть! мы-то не боимся! Бегут от души: — Эй, наших не трогать! — Бей сволочей
фараонов! — Ура-а-а-а !!! = Какой-то пехотный офицерик,
пересекая атаку, поднял руку, кричит,
останавливает, — куда там! не слушают,
бежит братва солдатская! Выстрел. Выстрел. Выстрел. =
Отступает, отстреливаясь, полицейский десяток. Им не крикнуть “ура”,
служба не такая. Обреченно отстреливаются: не жить им, все их ненавидят. =
И стрелять уже — близко, смешалось, и шашкой не взмахнуть, поздно! Разделили их — шинели,
куртки, кепки... Околоточного — кирпичом по
голове, сгинул, провалился под
ноги. =
Разделили, шашки отобрали, шапки сбили, револьверы выкрутили из
рук, пригодятся! =
Один огрызается — растерзанный, а смелый. Сзади его — железякой по голове! Есть! = А
запевала — как вырос ещё на одну голову, уж и был длинный, а таких не бывает,
полтора Ивана, или подмостился? Вот надрывается, за всех: Купим мир мы последней
борьбою! Купим кровью мы счастье
детей! Мы подымаемся. = Сампсоньевский. Тысячи людей перемешано. Солдаты
обнимаются с мастеровыми. Палками размахивают. Ещё какое-то шествие, с
кулаками поднятыми. А петь достаётся запевале
чуть не одному: И взойдёт за кровавой
зарёю Солнце правды и братства
людей. Круглое малое сужение, как в трубу. = Издали — конница, ближе полицейская конная стража.
Ближе, крупней, расширяясь: полусотня на полном скаку,
шапки с султанчиками, ремни крест-накрест, выхватив шашки! Эти — уже не плашмя! Эти —
рубить! и команда —была! А толпе — не страшно. А в
толпе — перекур, обнимка. А в стороне — подростки,
на какой улице их нет. С кирпичами, камнями, железками. =
И бежит какой-то суматошный, как сумасшедший, кружит в руке — головню,
горящее полено. =
Скачет конница с шашками! = А
мальчишки дождались, замахнулись, тоже воюем! кинули! кинули! да — дёру! =
А офицера — с лошади сбили. Смяли, спутали двух ещё. Задержалась скачка. =
А тот, безумный — головнёю крутит, вот — кинет! А толпа — туча, швыряют и
палками! = Смятенье
в полицейской коннице. Поворачивают. =
И крутится, крутится головня, отдымливая, —
сливается след огненным кругом, красным колесом. И тот же голос неисходный, деруще-резкий, победивший: Купим мир мы последней
борьбою, Купим кровью мы счастье
детей! |
*
* *
Монархический строй плывет на золотом
корабле русской буржуазии по безбрежному морю крови и слез народных. Разбивайте
обломки иллюзий освобождения народов штыками всероссийского деспота! За работу,
товарищи! Да здравствует Вторая Великая и последняя
Российская Революция!
(РСДРП)
* * *