К содержанию книги

 

 

 

135

(фрагменты народоправства — фронт)

 

* * *

Прибывает на фронт маршевая рота: офицер, кучка солдат и длинный список бежавших по пути. Не желаем брать винтовки, устали!

Как по дому я скучаю,

Дождался теперь случаю:

Жизнь, свобода — у окна,

Ни на хрен нужна война.

 

* * *

На Двинском участке фронта солдатская толпа видела проходящих немецких офицеров-парламентёров. Один из них успел громко сказать по-русски:

— Мы приезжали с мирными предложениями. Но ваши начальники не желают мира.

Фраза передалась по полкам, вызвала волнение и ропот: бросим фронт!

 

* * *

Срок возврата дезертирам раньше объявлялся до 15 апреля. Но узнав из газет, а иногда уже воротясь на свою прифронтовую станцию, из разговоров, что срок явки теперь перенесен до 15 мая, — иные тут же поворачивали и ехали домой ещё на месяц.

 

* * *

Депутаты ГД Тройский, Демидов и Дуров, объезжая восемь корпусов на фронте, уже не первый раз встретились со случаем, что батальон, назначенный идти на смену в окопы, отказывается: он уже давно на фронте, а пусть идёт кто-нибудь из тыла. Депутаты отправились в этот батальон и пытались убедить его исполнить долг: даже если ваши требования справедливы — заменить вас сейчас же из тыла невозможно. Батальон стоял на своём. И тогда у депутатов родилось: они идут в этот батальон простыми рядовыми-добровольцами, а не просто зовут других в окопы. Это произвело огромное впечатление, солдаты заволновались. Депутаты тут же потребовали от командира полка принять их в этот батальон и обязались повиноваться воинской дисциплине и всем начальствующим лицам вплоть до унтер-офицеров. Командир полка обратился с речью к выстроенному батальону, волнуясь, борясь со слезами:

— Наши дорогие гости, члены Государственной Думы, желают послужить отечеству вместе с нами. Большое им спасибо. Зачисляю их в 1-ю головную роту.

Депутаты тут же пошли, пристроились к роте и просили командира роты выдать им обмундирование. Когда солдаты увидели, что депутаты действительно готовы идти в окопы, то стали кричать: „Мы — идём!” Тут от полкового комитета выступил вольноопределяющийся:

— Господа депутаты! Если вы поступите к нам рядовыми — это разнесётся, и станут говорить, что мы не хотели исполнить свой долг, и это наложит на нас клеймо позора. Мы умоляем вас не настаивать на своём решении.

Тут весь батальон, во главе с командиром, принялись просить депутатов отказаться, а несколько пожилых солдат стали и на колени. Демидов не выдержал сцены и удалился. Двое других сказали, что хотя бы до окопов пойдут с батальоном, — но просили их и этого не делать: „Сами пойдём!” Священник прочёл молитву — и батальон пошёл.

 

* * *

В середине апреля Ахтырский полк 137 дивизии отказался сменить на позиции Полтавский полк: потому де, что мало штыков в ротах. С большим трудом исходатайствовали ему пополнение, и оно пришло в начале мая. Но 6 мая Ахтырский полк снова отказался сменить на позиции, теперь Северо-Донецкий полк: потому де, что не доверяют начальнику дивизии. Начальник дивизии оставил пост — но Ахтырский полк теперь заявил, что пойдёт на позиции не раньше 1 июня. По его примеру 8 мая и Волчанский полк, тоже стоявший в резерве, отказался сменить Чугуевский полк, и угрожали насилием в ответ на уговоры своего офицера. Тот офицер застрелился.

 

* * *

Даже бывшая деникинская „Железная” дивизия на Румынском фронте отказалась вести инженерные работы, поняв, что они есть подготовка к наступлению.

Ей последовала и соседняя стрелковая дивизия.

Солдаты многих частей теперь не хотели производить и вообще никаких работ — даже по простому поддержанию порядка. Окопы и ходы сообщения стали осыпаться, отхожие ровики не поправляются, переполняются дерьмом — и солдаты стали испражняться просто в ходах сообщения. Перестали и рубахи стирать.

Сменяющая часть отказывается принять окопы, потому что всё загажено. Сдающая уверяет: ничего не знаем, мы принимали зимой, всё было под снегом.

Пьянство, играют в карты.

 

* * *

Немецкие листовки (с аэропланов или бомбомётами) теперь такие: „Мы убиваем друг друга в защиту богатых. Уходите по своим домам, где вас ждут жёны и дети, а тогда и мы разойдёмся... Вам англичане запрещают заключить мир. Мы ждём вас с протянутой рукой — и не дай Бог, придётся её поднять на вас!”

Перебежчики говорят: Германия уверена в победе, Россия пропадёт от анархии.

 

* * *

Два наших пехотинца просидели весь день в окопах у немцев, вечером вернулись пьяные. В ту же ночь к нам перебежал эльзасец и рассказал, что эти двое там говорили: „Почему вы на нас не наступаете? Вы нас возьмёте голыми руками”, и объясняли, где какие роты, где пулемёт. — Полковой комитет арестовал обоих. Пришли из их роты: „Если не освободите — расстреляем весь комитет.” Освободили.

 

* * *

Одна наша рота на румынском фронте при братании украла у зазевавшихся немцев пулемёт. Спохватились немцы — и стали стрелять по каждому, хоть и показывали им мешочки с сахаром.

 

* * *

В Заамурской дивизии пехотинцы предупреждают офицеров арт-бригады: если один раз откроют огонь по немцам — переколют их всех.

Даже и в гвардейских корпусах пехотинцы стали перерезать телефонные провода артиллерийских наблюдательных пунктов, грозят поднять артиллеристов на штыки, если будут стрелять по немцам. Не дают открывать и пулемётного огня.

А есть дивизии, где и шрапнелью покроют братания — и ничего.

 

* * *

Суд полкового общества офицеров постановил удалить из полка одного из своих за недостойное поведение. Этот офицер кинулся к солдатам, призывая заступиться за него: он страдает за то, что защищал солдатские интересы. Солдаты разбушевались — их еле успокоили. А уж офицера, конечно, оставили в полку.

 

* * *

В Пятигорском полку, одном ещё из лучших по дисциплине, выставили красное знамя: „Мир во что бы то ни стало!” Офицер — разорвал это знамя, после чего ему пришлось бежать и скрыться в штабе армии. Целую ночь группы солдат-пятигорцев разыскивали его по Двинску.

 

* * *

Усвоили: „мир без аннексий” — значит не наступать. Теперь и командиры вынуждены так: „Война до победного конца, без аннексий и контрибуций.”

Большевики обычно — в задних рядах митинга, там и поддают жару. Записывайтесь все в большевики — и езжай куда хочешь! Бросим фронт всей дивизией — и пойдём делить землю!

— Зачем же мы царя свергали? — на кой чёрт нам война?

А другие:

— Штык против немцев, а приклад против внутреннего врага!

Солдаты так: „До осени, пока тепло, постоим, посмотрим, что будет, — а там и по домам”.

 

* * *

В 16 кавалерийской дивизии у Стохода, куда прибыло много необученного пополнения, уже изрядно разложенного, составили из него стрелковый полк, добавив из эскадрона спешенных, отдавших коней в артиллерию. Когда пришёл им приказ выступать на позиции — собрался громадный митинг со многими требованиями, в частности — выдать каски. Кавалеристы, сохранившие дисциплину, кричали им: „Не срамить дивизию! Мы вам — свои котелки на головы вместо касок!”

Эскадронный комитет 5 Литовского уланского полка с фронта послал офицера в Петроград: узнать на месте, что такое большевики и почему Временное правительство до сих пор не повесило Ленина.

 

* * *

В Аккермане во время смотра командир пехотной бригады генерал Камберг был обвинён солдатами в предательстве: будто в бою на Огинском канале он со своего наблюдательного пункта руководил стрельбой немцев по нашим войскам, и посылал лучших офицеров в опасные места, а брат его — генерал германской армии! Сорвали с него погоны и арестовали. А Камберг и вообще не руководил тем боем, и нет у него брата в Германии, и сам он латыш.

 

* * *

Уже и в Особую (гвардейскую) армию проникла пропаганда мира, и есть случаи смещения командиров, даже полковых.

В Преображенском полковом комитете один из новоприбывших маршевиков резко поставил: а что делал генерал Кутепов 27-28 февраля в Петрограде? не он ли стрелял там в народ? Офицеры, члены комитета, запротестовали, что выйдут в отставку. Бывший писарь государевой роты Иван Беговой, учитель и эсер, ответил: „Кутепов — не наш, но он нам нужен. Нельзя упрекать человека, что он поступал по совести. С ним не пропадёшь.” И старые солдаты поддержали.

 

* * *

В лейб-гвардии Московском полку одним апрельским вечером солдаты вдруг подтянулись, взяли цинки с патронами, винтовки, стали к бойницам — и зорко простояли всю ночь без понуждения, ничего не объясняя. Командир 8-й роты штабс-капитан Ласк удивился и порадовался их образумлению. А через день офицеры узнали: в тот вечер из полкового комитета было передано по ротам предупреждение: ночью офицеры уйдут к немцам, а те после этого атакуют нас.

 

* * *

4 мая на ст. Видибор солдаты-пехотинцы арестовали начальника Сводной казачьей дивизии генерала Краснова — на глазах его 16 и 17 Донских полков, и те не помешали. Стреляя вверх, под конвоем повели генерала в местный комитет, а там обвинили, что он, ради помещиков и иностранных капиталистов, хочет продолжения войны, — и в обвинителях был казак 17 Донского полка Воронков. Заявив, что Видиборский комитет выше Главнокомандующего, — под конвоем же отправили генерала в Минск, чтобы судить в каком-то трибунале. Но в Минске конвойные растерялись, Краснов через коменданта станции дал знать генералу Гурко — и тот немедленно освободил Краснова и отправил назад в свою дивизию.

В прифронтовой местности Советы солдатских депутатов охотно слушают всяких доносчиков из частей и отдают приказы об аресте офицеров. Арестовали полковника — полковой комитет ходатайствует отпустить, без него не можем.

 

* * *

В конце апреля на Северном фронте у станции железной дороги тайной пулей был убит начальник дивизии генерал-майор Карцев.

 

* * *

В тыловых частях упал уход за лошадьми: не чищенные, почти не кормленные.

— Лошадь — тварь Божия, кто её чистит? В деревне мы никогда не чистили, а жили же. То — панская выдумка.

Постановили в комитете сократить число дневальных; да и те спят. Обозники — не стриженные, не мытые, заспанные, вялые. Непрерывные сон, безделье, иногда митинги.

 

* * *

И тем невыносимей, бессмысленней сидеть на фронте, ничего не робя: весна идёт! Хозяйственные мужики с изболелой душой ходят между комитетом и штабом:

— Явите Божескую милость, господа полковники, отпустите. Уж и пора посевная скоро пройдёт.

В медицинской комиссии тоже теперь сидят и рядят представители комитета.

Из частей уезжают и с таким письменным поручением: „узнать, что в такой губернии делается, а приехать — рассказать”. Или — „за книгами, за газетами”, даже — „за карандашами”. Любой ротный писарь может выдать такую бумажку: „этого революционного солдата нигде не задерживать, снабжать довольствием, имеет право везти с собой оружие”.

А без всякой „бумаги” многие ещё опасаются дезертировать.

 

* * *

В начале мая всю гвардию из-под Луцка двинули походом под Тернополь, для участия в предполагающемся наступлении 11 армии. Весь путь гвардейцы не только не соблюдали строя, но разбредались по полям и задерживались группами в попутных сёлах. В некоторых ротах по требованию солдат были наняты подводы — перевозить их ранцы: солдаты не желали их нести... Одна рота потребовала подвод и под винтовки: нести их жарко, а противника близко нет. И упрекали тех офицеров, которые не шли пешком, а ехали верхом.

Под Почаевым была трёхдневная стоянка. Тут прибыла депутация завода „Парвиайнен” и вручила Московскому полку красное знамя, расшитое золотом. Устроился при том большой митинг, со многими речами против войны и в прославление революции, чьи завоевания только и надо защищать. (Потом знамя сдали в обоз.)

 

* * *

В Балтийском флоте многие офицеры под угрозой расправы должны были сами списаться с кораблей или бежать. В несколько недель флот лишился четверти офицерского состава и потерял боевую мощь.

В Кронштадте власть Временного правительства совершенно отсутствует. Никакого „двоевластия” — признаётся только петроградский Совет, да и то условно. 21 апреля на кронштадтском Совете предлагали (всё же не приняли) резолюцию: сместить всё Временное правительство, целиком.

Другой раз, на поздневечернем заседании Совета какой-то приезжий солдат жаловался: „Вот, у вас вольно, а нас на фронте держат.” Совет пришёл в негодование, тут же избрал делегацию из матросов, солдат и рабочих: сейчас же, этой ночью, выезжать в ту армию и навести там „новый порядок”, вплоть до ареста командного состава. Но всё-таки легли спать. Утром поехали в Петроград, взять там мандат от ИК, — им отказали, долго убеждали.

У кронштадтских матросов от их первой революционной победы и всей воли этих двух месяцев — настроение, что и малой кучкой могут где угодно в России управить.

 

 

*****

И ЕЩЕ БЫ ВОЕВАЛ, ДА ВОЕВАЛО ПОТЕРЯЛ

*****

 

К главе 136