16
(фрагменты
народоправства — провинция)
* * *
Поезд идёт из Уральска в Москву
— публика осмотрительно молчит о событиях. На переправе через Волгу группа
офицеров отозвалась неодобрительно — их на пристани задержали и допрашивали. За
Саратовом вагоны набились солдатами, едущими неизвестно куда. Говорят, в Кирсанове произошло избиение буржуев
и начальства и создана Кирсановская республика.
* * *
Во многих домах многих
городов появились портреты Керенского. А деньги и разменные марки ходят
прежние, с царскими изображениями — и обыватель ёжится: ещё царь вернётся, надо
б себя пооглядчивей держать.
* * *
В
Сызрани
солдаты гарнизона два дня громили магазины, винный склад, пивной завод. После
этого спиртные напитки были уничтожены на всех складах, где ещё оставались.
В Риге толпа разгромила
пивоваренный завод Вальдшлесхен. Перепились, дрались,
несколько человек убито.
* * *
В Пензе, после крестьянского
съезда, арестованы губернский предводитель дворянства и весь состав земской
управы.
Во множестве мест в дни
революции создались самоуправные „исполнительные комитеты”, „комитеты общественной
безопасности”, „комитеты народной воли”. Они действуют наряду с городскими
самоуправлениями, спорят с ними, смещают их и представителей центральной
власти. Захватывают здания, реквизуют товары и
средства передвижения, меняют таксы.
* * *
В Донецком
бассейне на
Алмазовском руднике исполнительный комитет арестовал
четырёх инженеров и штейгеров. Рабочие всего бассейна требуют повышения
заработной платы вдвое.
В Бердянске местный
заводчик, британский внештатный консул Гриевз,
рассчитал часть своих рабочих и отказался явиться по
вызову на их собрание. Его привели туда силой. Но он отказался возобновить
соглашение с рабочими, послал телеграмму британскому послу в Петроград,
выставил над своим домом британский флаг и объявил о неприкосновенности своего
жилища.
* * *
В Сергаче городской комитет приступил
к обыскам и реквизициям продуктов в частных домах: „для снабжения сельского
населения”.
В Сычевке (подо
Ржевом), городе с 10-тысячным населением, жители были возбуждены агитаторами, что
скоро все получат дешёвый хлеб и дрова, а солдат распустят с фронта по домам.
Затем группа лиц в 60-70 человек начала повальные обыски у населения, ища
запасы муки, крупы и сахара. В составе розыскных отрядов были и известные воры.
В дверях становился солдат со штыком, а обыскиватели
перерывали комоды, гардеробы, сундуки, чердаки и подвалы.
* * *
В Минске на Базарной площади на
Пасхальной неделе толпа сильно избила нескольких бывших городовых — били до
потери сознания, пока они не истекли кровью. Милиция взяла их. Но на другой
день собралась толпа разгромить и милицию.
В местечке Кормы Рогачёвского уезда толпа
солдат и крестьян силою привела на базар начальника почтового отделения,
волостного старшину, писаря, казённого раввина и бывшего урядника — и над ними
учинили самосуд.
Наметили судить так же:
священника, учителя и врача.
Местные исполнительные
комитеты там и сям отстраняют священников от богослужения и даже... „лишают
сана”.
* * *
В Волчанск явилось несколько человек в
солдатских шинелях, заявили, что присланы из Петрограда для устранения старой
власти. Собрали толпу на митинг и постановили: сместить и арестовать уездного
комиссара Колокольцева, старого земского деятеля Волчанска. Обшарили земскую
управу, частную квартиру — не нашли его. Тогда эти приблудные
солдаты завладели оружием со склада и на земских автомобилях помчались искать
Колокольцева по уезду. И нашли — но в сотне саженей от настигаемого
Колокольцева автомобиль преследователей наскочил на столб. Стреляли вослед — не
попали. Тогда отправились громить имение Колокольцева, а потом в Харьков —
требовать ареста его. Один из „солдат” оказался переодетый гимназист.
* * *
В Кострому приехал капитан Каминский и
предъявил начальнику гарнизона приказ Государственной Думы, что направлен сюда
как комиссар Временного правительства, чтобы ему оказывали содействие при
аресте сторонников старого режима. В городском театре он устроил митинг солдат
и рабочих и предъявил городской управе требование отпустить 150 вёдер спирта
для нужд лазаретов. Был заподозрен, арестован, при нём нашли 7 печатей, среди
них — Думы и Временного правительства.
* * *
В станице Урюпинской в местную казачью команду
явился офицер Огрызкин и объявил, что действует по
приказу Совета рабочих депутатов и Российской социал-демократической партии.
Собрал весь гарнизон станицы и несколько часов гонял его церемониальным маршем
мимо себя, выражая благодарность. Затем арестовал окружного атамана,
административных лиц и всех учителей станицы и проделывал дерзкие выходки. По
его приказу местный аптекарь выдавал казакам несколько раз спирт, затем 400
рублей деньгами.
Узнав о
всём том через два дня, войсковой атаман в Новочеркасске обратился за помощью в
Совет рабочих депутатов — но там ничего об Огрызкине
не знали.
* * *
Собрание наборщиков тифлисских типографий постановило,
чтобы наборщики сами просматривали газетные статьи и все подозрительные
отсылали бы на проверку.
В одну из симферопольских типографий явился местный
интеллигент с солдатами, арестовал владельца и под угрозой оружия приказал
отпечатать листовку, что все магазины отнимаются у владельцев и объявляются
собственностью города. Потом расклеивали их по уличным стенам.
* * *
Во Владикавказе Совет постановил прибавить зарплату
трамвайщикам и установить 8-часовой день. Директор трамвая Лоран ответил: или
повысьте плату за проезд или бесплатно добавьте электроэнергии. Его вывезли из
депо на тачке и посадили под домашний арест. Трамвайщики забастовали,
электростанция тоже, и город был во тьме. Совет рабочих депутатов добавил в
городскую думу 60 „демократических представителей”, не имевших никакого понятия
о городском хозяйстве, вся забота их была — прибавить всем служащим зарплату, а
домовладельцев прижать. Установили высокие оклады милиционерам, не сменяемым
без разрешения Совета, и председатель совдепской
комиссии товарищ Гонский брал подношения натурой и
деньгами за то, чтоб устроить в милиционеры. Вершителями же всех судебных
учреждений стали адвокаты.
Тут приехал Караулов. Его
несли на руках от вокзала до атаманского дворца, и гремела музыка. Местный
дворянин Московенко исступлённо выкрикивал о свободе,
о народе и шваркнул оземь свою дворянскую фуражку с
красным околышем в знак полного разрыва с прошлым.
* * *
Редактор „Козловской газеты”
Третьяков считал себя народником ещё с 1879 года. От эсеров он уклонялся лишь
потому, что они вели террор. Теперь услышал, что они от террора отказываются, —
решил вступить в Козловскую группу эсеров, объявленную на митинге в городском
саду, и заплатил фельдшеру вступительный взнос. Но когда пришёл на их собрание,
был поражён обилием подростков обоего пола не старше 16 лет, все — члены
партии. А так как собрание тут же стало поносить, топтать в грязь газету
Третьякова, его самого и его сотрудника Буревестника, — то он к концу заявил,
что выходит из партии.
* * *
Глава
тюменского
исполнительного комитета Колокольников осердился на
статьи местной газеты „Ермак”, послал на квартиру издателя Афросимова отряд из
двух офицеров и дюжины солдат, арестовал, отправил в тюрьму, потом с конвоем в
Тобольск к губернскому комиссару, а там ему объявили ссылку в Сургутский край. Типография „Ермака” стала выпускать
„Известия исполнительного комитета”.
* * *
В Перми солдаты стихийно собрались
на митинг и решили: совет рабочих и солдатских депутатов не оправдал надежд,
вот попрятались, не пришли, — устранить их! Пошли толпой арестовывать бывшего
полицеймейстера Церешкевича, ещё при прежней власти ушедшего в отставку. Церешкевич
поспешил в милицию сам и просил его арестовать. Толпа повалила арестовывать
бывшего губернатора Лозино-Лозинского в своём доме,
не слушая объяснений, что он уже был арестован и выпущен до суда, числится за
прокурором. Арестовали его в доме, он ударил одного из толпы — за то толпа плевала
в него и посадила в камеру в нижнем белье.
Потом стали ходить
арестовывать просто по выкрикам: „Арестовать командира полка!” — „Арестовать и
адъютанта!” — „А почему правительство не всех уголовных выпустило?” Пошли
освобождать уголовных, но другая встречная толпа солдат уговорила, что не надо.
Тогда арестовали начальника арестантских рот Абатурова,
которого на днях сами арестанты и выбрали. Арестовали воинского начальника — за
то что мешкал с отправкой милиции на позиции.
Арестовали тюремного инспектора, всего 12 человек. Ещё хотели арестовать и
губернского комиссара Ширяева, не вставшего от сыпного тифа, но передумали. На
другой день выяснили, что всю толпу возбудил один агитатор Черупнов,
— арестовали и его.
* * *
В Дарьином
Бору под Нижним
Новгородом нашли убитого, с огнестрельными и резаными ранами, мастера Сормовского завода Зайцева.
В пригороде Канавине амнистированный
вор-рецидивист Тюрин из мести смертельно ранил солдата, тяжело — его
сожительницу, и покушался убить милиционера. Толпа подвергла Тюрина зверским
побоям. Его увели в участок — требовала выдать из участка для самосуда. На
носилках вора понесли в больницу, он пытался бежать и снова
избит толпой.
* * *
На окраине
Ярославля
ингуши напали на девушку. Пленные австрийцы вступились за неё. Тогда ингуши
стали избивать австрийцев, а солдаты заступились за австрийцев. В кровавой
свалке убито 7 ингушей.
* * *
По Витебску всё больше появлялось
солдат в растрёпанных шинелях, с отстёгнутым или оторванным хлястиком, на
папахах отрывается мех, небриты, нечёсаны — и, не
стесняясь, просили милостыню. Горожане сочувствовали: „Посмотрите, как
завшивели наши воины, пока офицеры по ресторанам сидят.” Зазывали
солдат, кормили, устраивали для них денежные сборы. Но вскоре оказалось: это не
фронтовики, а тыловые рабочие, подсобники, да кто скот на бойню гонял.
Однако комендант города не
решался вылавливать солдатскую шпану.
* * *
505 арестантов смоленской каторжной тюрьмы упросили
отправить их на фронт. Сперва губернский комиссар Тухачевский
отпустил их пройтись по городу с оркестром и устроить публичный митинг. Затем
их проворно осмотрела медицинская комиссия, а на третий день эшелон с
каторжанами уже шёл „на защиту родины”. По дороге они сбегали.
* * *
В Тирасполе 18 подследственных
уголовных задушили надзирателей, других связали, захватили оружие и бежали из
тюрьмы.
В Бендерах стали широко перегонять на
водку свободно продаваемый денатурат. Толпы неорганизованных солдат устремились
на базар, назначали низкие цены, отбирали по ним продукты. За ними — и не
солдаты, тоже. Толпа громил устремилась в предместье Гиска
бить винные погреба — „чтобы не достались немцам”, и напивались до бесчувствия.
Потом стали прорываться в дома обывателей, были случаи насилования
женщин, растления детей, убийства. Из Одессы прибыли отряды конницы.
* * *
В Киеве губернский съезд
военнопленных немцев, австро-венгров
и турок потребовал, чтобы к ним применили 8-часовой рабочий день.
Комитет общественных
организаций ввёл таксу на извозчиков — и они все забастовали. (И харьковские
тоже.)
Тут ещё проходил съезд
украинских националистов, требующих автономии Украины, не дожидаясь
Учредительного Собрания, — и за всеми этими заботами пропустили бороться с
наводнением Днепра. Залило Труханов остров до чердаков, много барж сорвалось и у Цепного моста столкнулись с пассажирским
пароходом. Вода затопила городскую электрическую станцию на три сажени,
генераторы остановились, город остался в темноте. На следующий день власти
реквизировали в лавках свечи и керосин, чтобы выдавать их через участки, кому
крайне необходимо. Газеты не печатались — и город наполнился слухами.
* * *
В Каменец-Подольскую городскую думу ворвались
воспитанники коммерческого училища. Они обвиняли думу, что реформы слишком
нерешительны, и требовали устранить городского голову Туровича.
Турович снял с шеи цепь городского головы, ушёл из
Думы и покончил с собой.
В Кишиневе одесские делегаты создали
Комитет борьбы с контрреволюционным порядком и уволили нескольких директоров,
инспекторов и преподавателей средних учебных заведений.
* * *
Весь апрель Одесса переживает эпидемию краж и
налётов — оттого, что в крупных южных городах сразу освободилось три с
половиной тысячи уголовных, и они большей частью стянулись в Одессу. А тут
после отмены полиции никто не охранял имущества.
Одна молодая женщина, муж
которой на войне, полночи отстреливалась через окно от трёх вооружённых
грабителей.
По разрешению новых властей
в кафе „Саратов” состоялась открытая конференция уголовных из одесской тюрьмы,
человек 40, среди них лидеры Григорий Котовский, Арон Кинис.
Котовский сказал:
— Мы из тюремного замка
посланы призвать всех объединяться для поддержки
нового строя. Нам надо дать подняться, получить доверие и освобождение. Никому
от этого опасности нет, мы хотим бросить своё ремесло и вернуться к мирному
труду. Объединимся все в борьбе с преступностью! В Одессе возможна полная
безопасность и без полиции. Нужно собрать денежный фонд в помощь нам.
Ораторы поддержали. Был
начат сбор денег. В тюрьме был установлен мягкий режим, легко отпускали в город
погулять. Уголовники стали исчезать. В самой тюрьме они проникли в подвал, где
хранилось вино для тюремной больницы, перепились, ворвались в квартиру
помощника начальника тюрьмы, учинили разгром, похитили ценностей на 50 тысяч и
скрылись.
Котовский, свободно
отлучавшийся в город для общественных дел, тоже не вернулся.
За время „самоуправления”
расхищено много имущества из тюрьмы — медицинская посуда, бельё, кожевенный
товар.
В Одессе арестованы член
Союза русского народа Дудниченко и ряд представителей
высшего общества „за агитацию против совершившегося переворота”. Ночью свезены на военное судно. Затем освобождены
за недоказанностью обвинений.
* * *
В Таганроге, в ночь на 12 апреля, шайка
злодеев задушила семью Витонова из трёх человек и
случайно заночевавшую у них знакомую. Вешали по очереди, старика ещё и пытали:
где деньги?
* * *
Астраханский комитет общественных
организаций постановил привлекать в милицию женщин и использовать их также на
наружных постах.
* * *
В Ростове-на-Дону толпа солдат и женщин
явилась в городскую управу и требовали выдать им сахарные карточки без всяких
на то документов — „мы в окопах страдаем, а вы сахару не хотите дать?”
Заведующий, уступая силе, выдал карточки и солдатам, и толпе женщин.
Ростовская и нахичеванская
городские думы разогнаны, а ростовский исполнительный комитет запретил членам
управы выезд из города, чтоб не пожаловались правительству.
В Нахичевани-на-Дону ограблена армянская
церковь. И в центре города днём, на глазах многочисленной толпы — ювелирный
магазин Кечеджиева: ворвались трое с револьверами,
хозяина связали, приказчика убили, наворовали ценностей и унесли.
В Нахичевани днём подошла
толпа, много солдат, к памятнику Екатерине II, поселительнице
армян. „Не место тут закабалительнице крестьян!
Перелить в снаряды!” Двое забрались на фигуру, зацепили её верёвкой за шею,
толпа с гиком, свистом потянула — и свергла на землю. При падении разрушилась
решётка у памятника. Поволокли к Дону — топить. Тяжело, 60 пудов, не дотянули.
Кинулись в городскую управу, потребовали выдать висящий там портрет Екатерины —
и разорвали в клочки.
Нахичеванские армяне
оскорблены.
* * *
В Корсуни Симбирской
губернии у памятника Александру II, сооружённому на средства крестьян,
собралась толпа солдат и горожан. Ораторы обращались к бюсту: „Хоть ты и дал
волю, но сорвал за землю миллионы.”
И тут же разрушили памятник.
* * *
(от
З. Гиппиус)
В Бугуруслане начальница городского
училища, не только с красным бантом на груди, но и с красными ленточками в
волосах, отменила все оценки:
Вы — дети Свободной России,
и должны сами сознательно относиться к своим обязанностям.
* * *
Утром 14 апреля в Казани сгорели большие товарные
склады станции, миллионные убытки.
*****
Места глухие Зажги зарницей! И вся Россия Да озарится! (из газет) |