164
3 мая Временному
правительству никак не удавалось собраться в приличном кворуме: Милюков — после
вчерашнего как будто уже и не вернётся? А Шингарёв,
Мануйлов, Набоков заседали на своём ЦК. Из-за тревоги социалистов, что кадеты
будут утеряны и коалиция не состоится, Львову пришлось среди дня посылать туда
же делегацией Некрасова и Терещенко. Керенский весь день мотался неизвестно
где, а в три часа привёз шестерых самых высших генералов
— четырёх Главнокомандующих и Алексеева с Деникиным, опять всё на ту же
перегруженную квартиру Львова. И хотя головы не тем были заняты, душил
нерешённый вопрос коалиции, — пришлось заниматься генералами, собрали подобие
заседания правительства совместно с ними.
Генералы стали выкладывать
жуткие и ужасные вещи. Настолько ужасные, что князь Львов не только не находил
в себе духа обсуждать их сейчас — но даже и полного внимания, и полного состава
нынешнего правительства было бы мало. Спустя полтора часа предложил он
генералам, что лучше завтра днём они соберутся на полно-официальное заседание
вместе с верхушкой Исполнительного Комитета.
На том генералов спровадили в гостиницу, а у себя с пяти часов вечера опять
принимали советских. С кадетского ЦК Некрасов и Терещенко давно вернулись ни с
чем, а сами кадеты не возвращались и решения их тут не знали.
От Исполкома приехала
примерно та же десятка, без больного Чхеидзе, с теми же наблюдателями от крайне левых, но ещё и с такой новостью: уже несколько дней
всё перекладывается, никак не съедутся, съезд крестьянских депутатов. Теперь
они намерены начать завтра. Так бюро этого съезда прислало в Исполнительный
Комитет требование, чтобы всякое обсуждение и решение правительственного
кризиса задержалось бы дня на два — пока в нём смогут принять участие
делегированные представители Совета крестьянских депутатов. А иначе новое
правительство не будет представлять крестьянства, — но большинство населения
России должно принять участие в формировании новой власти.
Это произвело на всех очень
неприятное впечатление. До сих пор правительственный кризис
удобно обсуждали между Мариинским и Таврическим. Но если теперь ещё
воткнутся лапти со всей России — то во что расползутся переговоры
и какая может быть деловитость? Что они могут понять и
в чём участвовать?
Однако по соображениям
демократическим Исполком не мог им нацело отрезать. Какую-то их делегацию
придётся сегодня здесь принять, и убедить их, что ждать невозможно, и ничего
менять и расширять невозможно.
Нечего делать, пока занялись
декларацией, предложенной Некрасовым. Хотя вся она была уже как будто готова —
но начали перещупывать выражения, лазить
по словам, — и снова раздались протесты и несогласия: один оттенок не такой,
другой не такой. И хотя работа тут была как будто небольшая, но из-за большого
числа голов и вечерней усталости — нудно растянулась на часы. И снова возникал
то ультиматум от имени ИК, то князь Львов, уже в бесстрашии отчаяния, заявлял, что
если не будет с чёткостью написано о полном доверии новому правительству (как
бы ото всей России, а подразумевался Совет) — то и все нынешние министры уйдут
в отставку.
Весь вечер в приёмной
толпились журналисты, и проходящие отвечали им: „ничего не решено”, „нельзя
предсказать”, „может быть позже сегодня”.
А тем временем уже ведь
собрался в Морском корпусе пленум Совета, назначенный для утверждения состава
нового правительства! — рановато... И что теперь с ним делать? Распустить
невозможно, послали Скобелева чем-то занять те две тысячи. Да вот,
подвернулось: приехала черноморская делегация, добивалась сегодня приёма у
правительства, — так вот пусть она и выступает теперь на Совете.
Во всех обсуждениях прошло
время до 8 часов, когда с кадетского ЦК вернулись Шингарёв и Мануйлов, только
они, без Милюкова, — с благоприятной вестью, что кадеты остаются в
правительстве.
Но тут же, вскоре за ними,
явилась делегация ЦК к-д — Винавер и Оболенский. Князь Львов, покинув свой шумный
совет нечестивых, вышел в приёмную к двум кадетам. Хоть от них-то надеялся он
получить честную поддержку, — какое там! Они приехали
обсуждать условия, при которых представители партии Народной Свободы могут
принять участие в правительстве, — и, значит, снова перещупывать
всё ту же правительственную декларацию.
— О Господи! — тяжко
вздохнул измученный осунулый князь Львов. — И всё
условия. И зачем вам это нужно? А в той комнате мне ставят условия как раз
наоборот. И как мы из этого вылезем? Ну, давайте.
Торговались с кадетами.
Потом торговались с неумолимым ИК, и наконец
выторговали вместо прежнего жестокого „постольку-поскольку”
— „возможность осуществлять всю полноту власти”, однако в зависимости „от
полного и безусловного доверия к правительству всего революционного народа”.
Поди, опроси весь народ. Не
намного-то и подсластили.
И только часов с 11 вечера,
уже все сильно измученные и рассеянные, стали обсуждать самое интересное: лица
и портфели.
Тут всё переплелось. И
группировка: желательно три социал-демократа, три народника, четыре-пять
кадетов (кадетов теперь надо добавить). И — новые министерства. Снабжения?
Продовольствия? Социального обеспечения? Почт и телеграфа? Керенский — ясно,
что военный. Но — кто юстиции? Малянтовича — три раза
предлагали, три раза отвергали. Переверзева? — но он
и не советский, и даже не марксист. Неожиданно много желающих на земледелие: и
Шингарёв уже есть, и Пешехонов непрочь, у него есть и
план, и он в сельском хозяйстве ориентируется, а Чернова вся партия эсеров
ставит ультимативно, иначе она вообще не участвует в коалиции! (Пешехонова они
согласны принять товарищем при Чернове, рабочей лошадкой при парадном главе.)
Есть у эсеров и другое мнение, но тогда ещё хуже запутается: Чернова сделать
министром иностранных дел (и он не против). Но на это
не может согласиться Терещенко, ни его друзья-министры. Тут же эсеры говорят и
иначе: возможно, Чернов и не захочет пойти в правительство, предпочтёт остаться
на партийном руководстве, вот с часу на час вернётся из Москвы. А пригласить
министром труда Плеханова? Все министры — с удовольствием, а социалисты — против, не желают. Гвоздева бы можно, но он мало развит. А Скобелев желает — именно труда, а ему до сих
пор предлагают морское, он отбивается, что ничего не понимает в морском деле,
ему говорят: и не надо понимать, на технические сведения есть
помощники-знатоки, а требуется только общеполитическое руководство. Но
позвольте, но морское приходится взять Керенскому, об этом есть ходатайство
Адмиралтейства. Но простите, тогда марксистам ничего не
остаётся! мы договаривались военное от морского разделить, у нас и так не
хватает портфелей. — Хорошо, ещё раз соединим на Керенском, а потом
позже разделим...
И в этой
живой перебивчатой дискуссии — взрывах, примирениях,
возмущении, хохоте, брожении по комнатам, перерывах, сходах — ночные часы
текут, текут.
Ещё идея: кроме министров
вводить общественных деятелей — с чином „парламентских секретарей”, — и это
облегчит комбинации!
Или затруднит?
(Гиммер скачет вокруг как
петушок, хотя его дело — стороннее.)
Самый трудный вопрос
оказался с Церетели: без Церетели никак не получается коалиционное
правительство, и прежде всего по авторитету. Но Чхеидзе решительно
предупреждал, что он Церетели из Совета не отпустит. Да Церетели и сам не
хочет. А без него нельзя! — без него все министры несогласны.
А вот ещё выясняется: для Церетели — и никакого портфеля нет...
Тупик! Перерыв. Советская
делегация уходит в кабинет Львова, министры — во внутренние покои, а между ними
через гостиную мечутся связные. И прежде всего Некрасов: Керенскому сегодня не
так удобно, он заинтересованное лицо, а Некрасов — безумно энергичен и
абсолютно беспристрастен, горят его загадочные синие глаза. У советских новая комбинация: Церетели — министром без
портфеля, и у него останется достаточно времени на Исполком. Некрасов: нет! без
портфеля — это липа. Дадим ему почту-телеграф, тоже не много работы.
И в самый разгар прений —
доложили о делегации от Крестьянского съезда.
А-а-а! Хозяина-то земли
Русской — забыли?..
Ну, эти сейчас — жилы
помотают. На каком языке с ними разговаривать? Доставайте буквари.
Ба! Ба! Да всё знакомые
лица! Да тут — интеллигентные товарищи!