183
Удерживал себя не беситься
на этих горе-социалистов:
это и замечательно, что они вошли в коалицию! это и надо было! В этом и
трагикомедия мелкобуржуазных луибланов.
Участием в правительстве они оторвут себя от масс! Вожди Совета запутались в
своём соглашении с капиталистами. Теперь — их легче будет бить! Подумаешь — „новое правительство”! — перенесли контактную комиссию
из соседней комнаты в министерскую, только и всего? К правительству
капиталистов придаточек мелкобуржуазных министров?
давших себя увлечь на поддержку империалистической войны? Измена делу народа!
Это — классово проявилась верхушка крестьянской буржуазии, её ещё с 1906 года
возглавил Пешехонов.
Но что они смогут? Вывести
страну из кризиса? — они будут не в состоянии: кризис зашёл неизмеримо дальше,
чем они воображают. Тем полезнее будут уроки для народа: он быстро убедится в
несостоятельности этих граждан, Церетели и Чернова, в их жалких попытках
сотрудничать с капиталом. В своих воззваниях к армии и к социалистам всех стран
они полностью показали своё ничтожество и бессилие! Побудить армию к
наступлению? — вы не сможете, потому что насилие над народом уже стало
невозможно! А без насилия — он пойдёт только во имя великой революции против
капитала всех стран! — и притом не обещанной там где-то, а вот наглядно
осуществляемой сегодня у нас. И ни хлеба, и ни контроля над производством не
будет у вас без революционных мер против капитала!
Хорошо, хорошо! Именно опыт
коалиционного министерства и поможет народу быстро изжить иллюзии о вашем
соглашательстве с капиталистами. (Керенского — в счёт не берём, его держит
волна популярности.)
Момент создания
коалиционного правительства — это отчётливый этап революции, отчётливая
отмежёвка. Меньшевики и народники избрали министериабельный
путь? — тем лучше для нас! тем легче вас стряхнуть! тем меньше будет
благочестивых пожеланий, чтобы мы с вами состояли в союзе.
Сегодня, в день создания их
коалиционного правительства, — открывается ясная
прямая к власти — нам!
Взятие власти — единственный
выход, только политические младенцы этого не видят. Как правильно толковали
буржуазные дипломаты о Константинополе: то, что хочешь получить, — надо прежде
взять самому! Омертвеет от ужаса ещё не одно социал-демократическое сердечко.
Лозунг дня: война так
довела, что либо всеобщая гибель, либо революция против капиталистов. Кризис
так всемирно велик, что нет выхода, кроме политического господства пролетариата
и полупролетариата. Спасти страну может только революционный класс
революционными мерами против капитала. И если даже отдать народу всю землю, но
не тронуть капитала — это тоже не выведет из кризиса. И только власть, которая
не остановится с трепетом перед прибылями капитала, — только она поможет бедным
улучшить их жизнь немедленно.
И только правительству
рабочих и крестьян поверит весь мир, ибо всякий понимает, что рабочий и
беднейший крестьянин никого грабить не хочет.
Да смешно, это коалиционное
правительство не удержится больше месяца. А мы при нём будем вести себя ещё
смелей, чем при прежнем (хотя и прежнего не боялись).
При следующем кризисе мы ускорим его развал и сдвинем власть к Советам. Да вот,
уже открыто печатаем: власть должна перейти к Советам! мы признаём только
их. Мы — за массовое революционное насилие! Наш метод — вооружённое
восстание!
Между тем — частное
совещание членов Государственной Думы? Явная попытка организации
контрреволюции. А на днях и кадетский съезд, смотр контрреволюционных сил? А
потом они и вовсе откажутся от созыва Учредительного Собрания? Не будем
стесняться, и не будем резонёрствовать, как хлипкие интеллигенты, а — в морду, физически! Сейчас, перед кадетским съездом, срывать
все их афиши на улицах и посылать организованные группы — срывать их собрания:
кричать, выступать, затягивать, не давать времени их ораторам! (А не пустить
наших, выгнать, — не посмеют!)
Как всегда: сила у того, кто
нарушает общепринятые правила.
Надо бороться за захват
мелкобуржуазных масс. И ближайшее поле битвы — этот крестьянский съезд. Хотя
министры-социалисты уже там выступили и одобрены, — это ещё ничего не значит.
Мы — заново поставим вопрос о доверии правительству, но боковым манёвром: не от
большевиков, а от „беспартийной группы”. От беспартийной группы подсунем нашу
резолюцию: рабочие всё себе завоевали — а почему же крестьянам не дают
захватывать землю? Внутри крестьянского съезда надо сплачивать и откалывать
батрацко-подёнщицкие элементы, под лозунгом: к отдельным Советам Батрацких
Депутатов!
Надо уже теперь, не дрогнув,
открыто рвать с зажиточным крестьянством. Прикрывать неприятную правду
добренькими словами — самая вредная и опасная вещь для дела пролетариата.
Зажиточные крестьяне — это не крестьянство, это крестьянская буржуазия.
Везде на Ленина мода, везде
хотят видеть и слышать непременно его самого. Теперь требуют — на крестьянский
съезд. Но — знает Ленин: во всех этих местах он скорей не выиграет, а
проиграет. Речи не получаются, и не найдёшься ответить. Но и нельзя каждый раз
объяснять занятостью, как в гренадерском батальоне. И решил: болезнь! болен! на
неделю, две, пока этот вопрос схлынет. И напечатал в „Правде”: не мог по
болезни.
Однако крестьянский съезд и
упустить нельзя. Наших там почти нет. Решил написать им открытое письмо — и распространить
по стране как листовку. Брать ли крестьянам всю землю немедленно или ждать
Учредительного Собрания? Наша партия, сознательных рабочих и беднейших
крестьян, считает: брать!! как можно более организованно — и немедленно
увеличить производство хлеба и мяса для фронта — ибо солдаты бедствуют ужасно.
Лишь бы землю — взяли, уж
потом назад не отдадут.
Но — ни слова о
национализации, всё-таки сбили Ленина возражатели, что не знает он крестьянской
жизни и психологии. Может быть, может быть, дело незнакомое, будем поосторожней.
Но ясно: „Не капиталистам
должны доверять крестьяне — и не богатым мужикам (это — те же капиталисты!) — а
только городским рабочим.” И чтобы не было полиции,
издевающейся над народом! — но всеобщее вооружение народа. И никаких над народом
назначенных чиновников, а только выборные! И чтобы в армии всё начальство было
выборное — потому что если не выборное, то оно будет из помещиков и
капиталистов.
Пришли из суда. Проиграно:
иск в отношении Ульянова оставить без рассмотрения, а все организации и лица
выселить в 20-дневный срок. Можно обжаловать в апелляционном порядке.
Чепуха свинячья. Суд
постановил — совсем не значит, что правительство решится выселять. Два-три
месяца никуда не уйдём, а потом — сразу в правительство.
Конференция наша прошла
неплохо, ряды сплачиваются. Всё больше надёжных людей на важных местах.
И будем готовы к штурму
власти.
У Пятакова — отличные боевые
качества. Пусть он будет у нас. (Если не переметнётся.)
Ещё очень может быть, что
меньшевики-интернационалисты придут к нам на поклон, они запутались. Они,
конечно, осудят Исполком за его новый шовинизм, за коалицию. Но ещё посмотрим,
принимать ли их.
Прибьются межрайонцы, это наверняка.
Новожизненцы — Суханов, Стеклов, Гольденберг, эти почти в кармане, да Гольденберг
и много лет был наш. Горький, как всегда в политике, архибесхарактерен,
да чёрт с ним.
Самые неожиданные съезжаются, вот
Раковский, откуда ни возьмись.
Для сплочения
интернационалистов можно бы сейчас поднять кампанию в защиту Фрица Адлера —
его, конечно, приговорят к виселице, а ведь он — наш, он стрелял во имя
классовой борьбы и будущей революции, его выстрел ещё осенью поразил
воображение социалистов.
Но — как вернуть Красина?
Заветный человек. И столько вместе делано — и самого, самого тайного, о чём
гибельно было б, если б узнали. И с ним небывалая прямота — обо всём совершенно
открыто.
Назвать — „друг”?
Двуострое слово. (Этим словом Ленин
пользовался только в обращениях распронаиважных
писем, когда бывало необходимо побудить самого нужного человека.)
И как глупо тогда
поссорились, в Девятом году. (Но что в нём ценно:
никогда ни соринки не выносит наружу.)
Вообще, после ссор Ленин не
привык кланяться первый — пусть придёт пригнётся тот.
Но Красин — такой незаменимый и уникальный человек, мог бы быть
премьер-министром в любом европейском государстве, — и вместе с тем любое
скрытое дело с ним можно обтяпать преотлично. К нему
единственному Ленин готов пойти мириться и первый. За эти недели разведал:
Красин — процветает: несколько служебных кабинетов в разных фирмах, квартира в
Петрограде, квартира в Царском Селе (его электростанция освещает дворцы),
роскошный автомобиль.
Месяц прождал Ленин — не
идёт Красин. Значит, идти самому. Подошлём Коллонтаиху
для разведки в Царское Село.
И вдруг сегодня прислал в
„Правду” — стишок. Стишок, может, и копейки не стоит, но — сигнал! Завтра же
напечатаем.
Эти стишки, как бурьян,
растут из самых неожиданных грудей. Кто бы подумал: железный Красин — и стишки?
К победителям — всё равно
придёт, умён.
А Инесса — всё же явилась на
конференцию, сидела в секции по Интернационалу.
И тут — ссора...
Двуострое слово — „друг”...
Но — и она вернётся. Некуда
ей будет деться.
А самый важный — Троцкий. Ни
молчать, ни бездействовать он не будет. Опасен.
Очень наглый.
Сегодня послал встретить его
на вокзал — не от ЦК, но от ПК. Троцкому нужно дать доброжелательный жест. Но
умеренный.
По сути — позиции наши с ним
сейчас очень сходны.
Конечно, трудно простить
ему, сколько он писал — против.
Но если требует момент.
Людей — нет.
Конечно, какой он
революционер? — он хлипок для этого. Он — неудавшийся писатель. Но и писатель —
небрежный в деталях, неряшливый в мысли, монтирует наспех, чередование
меткостей и небрежностей, нет дисциплины ума. Может не вдуматься, и о глубоком
вопросе болтать как о проходной пошлости. В сущности
он и есть — балалайка.
И мастер подтасовок.
Профессиональный лгун.
Но — и какой же оратор! Как
эффектно было бы сейчас его использовать. Динамичная сила.
И — свободен
от всяких предрассудков.
Во врагах — он опасно остр.
А в союзниках — непереносим.
Но, хорошо представляя его
слабости, его беспредельную амбицию, можно умело им руководить, так что он не
будет этого и понимать: всё время на первом плане и упиваясь собой.
Умные негодяи всегда очень нужны и полезны.