69
С мачехой у Коли Станюковича
— совсем разладилось. За минувшие недели приглашали её прежние эсеровские друзья
то в одну компанию — „на Чернова”, то в другой дом — „на Савинкова”, — она
возвращалась переколыханная впечатлениями и
восклицала: „Какие вожди! Какие люди!” И это неожиданно обернулось вчера, на
ноту Милюкова отзыв её был эсеровский: „Подлец!”
Но уже до ноты ли было?
такое ли разыгралось в городе? Вчера после занятий Коля с двумя Сабуровыми и
ещё десятком соучеников — ринулись на улицы, отстаивать правое дело, и носили
плакат против Ленина, и просто лезли, с кем бы подраться, но не пришлось. Тем обиднее
было, поздно вечером возвратясь домой, слышать слова
мачехи. Что ж она, обезумела? валить правительство, едва ставшее? А вот — „как
скажет Чернов!” А что будет с фронтом?! „Это — нам отольётся! Это — отцу в
спину удар!” — уже криком отвечал Коля, хотя всегда же зарекался — не напрягать
с мачехой отношений.
А сегодня — никто опять не
шёл в гимназию, сговаривались по телефонам. Да с вечера во всех домах телефоны
были заняты, не прорваться, трещали и трещали звонки, наговаривали слухи,
слухи: правительство уже арестовано! — нет, арестован Ленин! — да, пришли
войска из Царского Села давить мятеж петроградских!
Все плохо спали — а с утра опять схватились за трубки.
Но Коля с друзьями рвались —
действовать! бороться!
Какое яркое утро, переливает
розовое солнце на шпилях. Всегда на уроках его просиживаем — а тут красота,
свобода! и сил сколько!
Ох, будут сегодня дела!
Задор: чья возьмёт? Надо, чтоб наша!
На перекрестках Невского
возбуждённые группки жителей, вполне приличного вида. На тумбах и на стенах —
небывалая вещь — расклеено воззвание кадетского ЦК:
„... Вильгельм занимает наши
земли — а нас зовут скорее с ним мириться и пожертвовать нашей дружбой с
передовыми демократиями мира? Неужели свободная Россия может изменить
благородным народам Запада? Всех, кому дорога Россия, ЦК призывает к твёрдой
решительной поддержке Временного... Граждане! Не идите за теми, кто требует
отставки... — такие требования ведут к гибели нового строя, притаившаяся
реакция ждёт раздора в среде освободившегося народа, чтобы поднять голову...”
Проворный господин в
котелке, сбившемся на затылок:
— Вот! У нас — есть вожди,
мы не забыты!
У тумбы вступают голоса:
— И чего ж от правительства
требуют: почему оно не давит на союзников? А союзники — нам не подчинены, как
мы можем принудить Францию отказаться от Эльзаса? А если она не откажется, так
что — объявить ей войну? Или — не дадим ей больше займов? Или — не пошлём ей
вооружения?
Смех.
— Если мы такие сильные — то
почему ж не диктуем мира Германии?
Курсистка, рук не вынимая из
пуховой муфточки (прелесть!):
— Да пусть Временное
правительство и объявит, что мы отказываемся от Константинополя. Но — не
изменять же союзникам!
— Войне ещё
куда до конца, а мы ссоримся, на каких условиях заключать мир!
Воззвания на тумбах,
„граждане!” — это поднимает дух, но на вкус Коли и друзей — даже и
недостаточно: чего-то ещё сильней хочется! хочется — кутерьмить!
Перешли к другой тумбе. И
тут обсуждают, солидные господа:
— Как это так — „долой
Милюкова”? Уйдёт Милюков — уйдёт и всё Временное правительство, это же
политическая азбука. И наступит полная анархия!
— Убрать Милюкова легко, но
возьмутся ли они убрать Грея, Асквита, Вильсона? —
ведь там „приказ №1” не действует. И их „манифест к народам” там не услышали.
— Да кто его вообще услышал?
Ну, в Германии его опубликовали, и что? Совет рабочих депутатов думает, что
можно сочинить такое воззвание, перед которым союзники не устоят. Придёт
прокламация за подписью „Скобелев” — и американцы не вступят в войну?..
И поспорить не с кем, и не
на кого мальчикам кидаться.
— Да из-за чего вся буря?
что нового в ноте? Что мы и дальше будем выполнять союзные обязательства?
— так какие тут могут быть расхождения? Обещали не
заключать сепаратного мира — так и не должны! Договоры
связывают не режим, а само государство.
Высокая сухая дама:
— Но одним днём таких споров
— Россия уже обесчещена! Нельзя же обсуждать такие вопросы перед лицом немцев!
— Господа! Если конфликт
между правительством и Советом — это ужасно! Это — невозможно сейчас для
России! Согласие между ними — это теперь основа нашей государственной жизни.
— Да кто смеет трогать
нынешнее правительство? Оно поставлено—самой революцией! По всенародному
указанию!
— Это, наверно, всё Ленин
устроил!
— Да что ж его не осадят?
— На самом деле непонятно:
что же именно вчера произошло?
Непонятно и мальчикам, хотя
допоздна вчера толкались на улицах и вроде всё видели. Что же именно, правда,
происходит? Как это начинается, кем это поджигается?
Нет, главное: что делать нам
самим? вот сегодня! И как угадать, где будут главные события? куда нам идти?
От получаса к получасу
встревоженные группки на Невском стягиваются
покрупней, человек по 30-50, маленькие митинги. Кто говорит, того и окружают.
— Мы свергли царское
правительство не из-за хлебных хвостов! А из-за того, что оно не могло выиграть
войны. А теперь, когда приближается полная победа, — вдруг всё бросай и мир?
Офицер с резиновой ногой
(кольнуло: вот так и отцу оторвёт?):
— Когда нужно последнее
напряжение! Когда судьба родины зависит от ещё нескольких, может быть, недель?
— и этот отравленный клич: немедленный мир?
Перешли с друзьями к
городской думе. Изломы её внешней лестницы так прямо и зовут к митингу. Близ
неё собралось уже и до сотни, а со ступенек — пылкий студент, снявши фуражку,
открытое светлое лицо, причёска ото лба назад:
— Идите с правительством! Не
то мы как народ — кончены! Мы свободу получили настолько без усилий, и так уже
быстро к ней привыкли, что это опьяняет. Вот — подайте нам немедленный мир.
Подхватили словечко — „отказ от аннексий”. Но эта циммервальдская
формула сама себя исключает. Если „мир без аннексий” — тогда никакого
„самоопределения наций”. По самоопределению, турецкая Армения имеет право
отойти к нашей, а Галиция — соединиться со всей
Украиной. Но тогда это будет „аннексия” от Турции и Австрии! Так что ж, мы
должны оставить хищникам все их захваты? „Без аннексий” — это родилось в
германской социал-демократии. Там этот лозунг понятен: чтоб не отдать ни одной
пяди немецкой территории. А — как восстановить Польшу за счёт одной русской, без германской и австрийской?
Ему одобрительно кричат,
кто-то и аплодирует.
К нему туда — подымается чиновник в ведомственной шинели. Всегда послушно
немые исполнители — и те сегодня стали с голосом:
— Что ж, покинуть „малые
народы”? всех, кто вверился нам? Не „без аннексий”, а надо кончить войну так,
чтобы кровопролитие не повторилось больше никогда! Чтобы Германия никогда
больше не полезла на нас!
И опять перенимает тот
студент, с воодушевлением:
— Как относиться к войне —
нам подаёт пример бескорыстная американская демократия! Если б мы теперь вышли
из войны — с каким презрением стал бы на нас смотреть
свободный американский народ!
Пошли друзья, пошли дальше!
Где-то что-то сегодня... — и мы пригодимся!