73
После бессонной ночи ИК
собрался — у всех главарей тяжёлая невыспанная голова
и падение энергии. (Ещё прежде ИК произошло совместное заседание
трёх народнических фракций. И эсеры поддержали трудовиков и пешехоновских энесов: что
социалистическая демократия ещё не в силах выполнить задачу самостоятельного
управления страной, и такое правительство подорвало бы кредит России перед
буржуазной Европой. Нет, разрывать с кадетами не пришёл час.)
Церетели доложил, что
сегодня утром к нему приезжал Терещенко и согласовывали набросанный вчера ночью
проект примирительного документа. Вот он. Обещается лёгкий компромисс,
затруднений не должно встретиться, в ближайшие часы его утвердят на совете
министров. (Ещё надо обсудить, допустимы ли такие частные контакты Церетели с
министрами: не может же он всегда знать и выражать мнение ИК.)
Документ может быть и
неплохой, можно бы и утвердить: в конце концов, состаивается
всё-таки первый шаг в постановке на международное обсуждение отказа от
насильственных завоеваний? Это — крупное достижение демократии. (Чернов:
„трудовой демократии”.) Большевики, конечно, не согласны: это — поражение! Но и
многим в ИК не так уж понятно: почему надо быть столь вежливыми с союзниками?
почему нельзя на них давить? Во всяком случае, надо ещё
раз потребовать от Временного правительства, чтобы ни один крупный политический
акт не издавался без предварительного осведомления ИК. И чтобы скорей выгоняли
всех царских послов.
Пока ожидать окончательной
бумаги от правительства — стали думать, что надо крепче взять в руки петроградский гарнизон, как уже вчера начали, чтоб не
повторялось самовольство. Вызвать завтра на бюро ИК представителей всех
батальонных комитетов и с ними окончательно крепко установить: чтобы впредь ни
одна часть не выходила бы на улицу без прямого постановления ИК.
Но даже такого простого
делового решения нельзя просто принять: Красиков (всё же нахальные
эти большевики) начинает требовать, чтоб на этом завтрашнем совещании могло
присутствовать не одно бюро, но все желающие члены ИК.
Чернов посматривал вокруг с
усмешкой: 80 из 90 этих членов ИК — революционеры без году неделя, никто их в
революции никогда не слышал, не знал, а теперь они хотят всем управлять. Но так как самые шумливые — интернационалисты-циммервальдисты,
то Чернов удержался против них выступить: уж он-то и есть коренной циммервальдист, вместе с их Лениным.
Но — что?? Теперь они
поднимают вопрос о перевыборах бюро! Неделю назад выбрали — и уже переизбрать?
Почему? зачем? Просто — рвутся к власти. Ну, нахалы.
При европейской
успокоительной широте черновских взглядов — ему так
дика эта дёрганая обстановка здесь.
И долго длится шум,
неразбериха, вскакивают, трясут друг друга за грудь: переизбирать? не
переизбирать? И не заставишь их умолкнуть!.. Только на том и уговорились, что
весь вопрос снова будет поставлен на одном из ближайших заседаний.
После этого хватились, что
мало удержать петроградский гарнизон, — а все
гарнизоны окрестностей? Ораниенбаума, Стрельны, Гатчины, Красного Села, и самый
кипучий Кронштадт? Надо составить для них всех удерживающую
радио-телефонограмму: не отправлять в столицу войск без письменного приглашения
Совета! И — передавать скорей!
А по всей России, местным
советам и гарнизонам — тоже ведь надо? Воздержаться от самостоятельных
выступлений, спокойно ждать указаний от Петроградского Совета.
Но в девяносто голов не
составишь, надо и для этого назначить комиссию. Назначили: Стеклова, Эрлиха и
Сталина. (Тихий, прибитый — и до чего ж комично
прилеплена к нему кличка, лягушка дуется до вола.)
Ещё надо и Линде призвать,
отчитать за вчерашний авантюризм.
„Разъяснения” от
правительства всё не слали. А тут — зазвонили телефоны. Телефоны — со всех
заводских окраин, а сообщение одно: рабочие того, другого, третьего, четвёртого
завода бросают работу по распоряжению ИК! — и идут манифестировать в центр!!
— Какое такое распоряжение
ИК? — кричит в трубку Скобелев. — Мы такого не давали! Сейчас произведём
расследование!
Но — поздно расследовать! Со
всех соседних телефонов то же самое: рабочий Питер подымается!
Здорово неуютно стало тут...
Однако за Невской
и за Нарвской заставами ещё сохраняется спокойно.
А вот с Выборгской,
с Васильевского повалили — да с оружием!
С ору-жием?! Да это ж провокация! Кто распоряжается?
Товарищи, из членов ИК ведь никто... ?
Где же наша власть??
Опять звонят: с Выборгской
стороны и из Новой Деревни — к центру идут большие манифестации с оружием! и требованием
отставки правительства!!
А на Невском
— демонстрации в пользу правительства.
Что делать? надо не дать им
столкнуться! Надо остановить выборгских рабочих.
Поедет — сам Чхеидзе и
Скобелев, их не посмеют не послушать!
Но выскакивает Гиммер на
средину комнаты:
— Товарищи! Но право
манифестаций есть одно из ныне завоёванных, общегражданских
субъективно-публичных прав! Его нельзя ни отменять, ни ограничивать. Вы не
имеете права лишать массы возможности подать голос! Пусть сперва
правительство запретит манифестации буржуазии и невской публики, враждебные
демократии!..
Задержал. Дискуссия.
Два раза позвали к телефону
и Чернова — с тех заводов, где образовались эсеровские комитеты: как вести
себя?
— Пробовать остановить.
— Тогда потеряем авторитет.
Они уже подняты и всё равно идут...
Верно. Если сейчас не
согласиться с начавшимся движением — можно оторваться от масс.
Миг исторического решения
вождя!
— Тогда присоединяйтесь и
возглавьте, с циммервальдскими лозунгами.
В конце концов, рабочие
выступления говорят о силе и зрелости народного движения. Значит, как же силён
в массах дух интернационализма?
А с Московской заставы
сообщают...
Жуть.
Чхеидзе, Скобелев и Войтинский в открытом автомобиле встретили голову
многотысячной выборгской колонны — на Марсовом поле. Впереди каждого завода —
вооружённая рабочая милиция, это кто-то же здорово успел организовать, и
плакаты уже готовы — „Долой войну!” — „Долой Временное правительство!” — „Вся
власть Советам!” — „Война войне!”
А в задних рядах —
работницы, некоторые — и с чайниками в руках, как берут их на работу, и теперь
с собой.
Все трое исполкомовцев
поднялись в машине.
Колонна попризадержалась.
Чхеидзе приветствовал их от
Исполнительного Комитета. Но: не нужно сейчас неорганизованных выступлений. Им
сейчас лучше всего — вернуться на заводы и стать на работу. Правительство уже
согласилось разъяснить ноту в желательном смысле, и потому дальнейшие
демонстрации бесцельны.
И Войтинский,
горячо, легко:
— Товарищи! Мы знаем, что вы
готовы в любую минуту поддержать нас в борьбе. Без всяких манифестаций мы
знаем, что вы — с нами. Из десятков казарм к нам тоже поступили желания
демонстрировать. У нас — миллионы штыков! Но пока — это не требуется...
Из вожаков толпы крикнули:
рабочие сами знают, что им нужно делать!
И толпа — повалила дальше, к
Садовой.
И потерянной головке
исполкомовцев — что ж оставалось?
Приветствовать?..