94
(фрагменты
народоправства — Москва)
* * *
21 апреля у 3-го
пресненского участка собралась толпа в две тысячи человек, кричала:
— Где хлеб? Долой милицию!
Долой Временное правительство!.. Дайте нам царя!
В помещение 1-го пятницкого комиссариата явилась толпа в двести человек,
забрала у милиционеров 15 револьверов, несколько берданок и все наличные
патроны.
* * *
После апрельских дней,
бурных в Петрограде, по Москве появились расклеенные прокламации от никому не известного „Комитета
воинов фронта”: „Нужно закрепить кровью дело свободы и
распороть штыками карманы буржуев.”
Совсем лёгкая шутка...
* * *
На заводе Меньшикова рабочие
избили заведующего и выгнали. На фабрике приводных ремней хотели утопить
заведующего в реке, но помешала вызванная милиция.
* * *
Ещё перед самой революцией
по Москве можно было безопасно пройти из конца в конец, — теперь на улицах
стали раздевать. Стали нападать и грабить сберегательные кассы, магазины,
особняки, многоквартирные дома.
* * *
Ночью шайка вооружённых
(часть — в офицерской форме) заняла все входы „Латинских меблированных комнат”
в Большом Козихинском переулке, объявила „обыск по важному делу”. Перерезали
телефон, связали прислугу, жильцов согнали в одну комнату. Душили заведующую,
требуя ключей от несгораемого сундука. Не получив — оторвали от пола
шестипудовый сундук с деньгами и ценностями, унесли весь.
* * *
На Садово-Кудринской
вооружённые пытались ограбить особняк С.Т. Морозова.
Ограбили храм Богоявления
Господня на Елоховской. При преследовании воров один
подстрелен, но убежал.
А поймают вора — первым
делом самосуд: „Из милиции их отпускают”.
* * *
Повздорили в лазарете — и заразные
больные идут по городу жаловаться в Совет солдатских депутатов.
* * *
В Рукавишниковском
приюте для малолетних преступников — переворот: низложены директор и
надзиратели. Пришли трое от Совета рабочих депутатов и выпороли главных
зачинщиков.
* * *
На московских вокзалах
появились организованные шайки воров и на ближних перегонах воруют в поездах. У
румынской подданной Маттей похитили в саквояже
бриллианты на 100 тысяч.
* * *
В большом пожаре на
Петроградском шоссе, возникшем по небрежности, сгорели все декорации оперы
Зимина за полвека, среди них — Васнецова, Билибина.
Убытков — на 4 миллиона, и восстановить невозможно.
* * *
А на Тверском бульваре у
памятника Пушкину, по тёплому времени и светлеющим вечерам, митинг стал уже,
кажется, круглосуточный и вседневный, как будто никогда не прерывается, только
на кирпичной колокольне Страстного монастыря прокручиваются уходящие часы,
часы. Люди меняются, а толпа не редеет. С гранитных уступов памятника постоянно
кто-нибудь возглашает, ему открикаются из толпы,
иногда голоса перешибаются звонами проходящих близко трамваев. К краю толпы
подъезжают порожние извозчики, встают на козлы и тоже слушают. Мальчишками
облеплены окружающие фонарные столбы и деревья бульвара. И с проходящих
трамваев соскакивают к митингу любопытные.
— Почему именно мы,
поверженные, взываем „без аннексий и контрибуций”? Нам наступили на грудь, на
горло, а мы хрипим: „ладно, я тебя прощаю, иди!” Нельзя оставить границы,
проведенные мечом врага! Наши слова мира толкуются в Германии как признак
слабости и развала. От нас зависит, перейдём ли мы в историю с честным именем
или с вероломным...
Взлезает к памятнику, до чёрного
мрамора, лбастый солдат, срывает папаху с головы:
— Буржуазия всё равно
никогда мира не заключит! Она нашей кровью кормится! А офицера, как ни пляшут
теперь перед нами, а буржуазию всегда поддержат, потому что им чины и деньги
идут. А мир — так мир, втыкай штык в землю — и домой. Какая нам выйдет земля, ежели её без нас делить почнут? Один шиш.
Ему снизу:
— А немецкие войска обязаны
покинуть чужие земли?
— А кто будет
восстанавливать, что они разрушили?
А им другие, сбивая:
— Долой кровь и войну! Лжепатриоты пусть сами пожалуют на передовые!
А уже на памятнике вместо
солдата господин в мягкой шляпе:
— Где те маклера
интернационализма, которые уверяли нас, что в Германии уже началась революция?
что в Берлине образовался Совет рабочих депутатов? Почему безнравственно
защищать с оружием в руках интересы своей родины, но почётно и возвышенно
защищать интересы одного класса против своих сограждан?
— А вы, извиняюсь, почему на
фронт не идёте, морда раздатая?
— Он пойдёт, когда ты
пойдёшь.
Пронзительно кричит женщина:
— Кошелёк мой вытащили!!
* * *
В призывной комиссии по
пересмотру белобилетников над каждым врачом поставлен „общественный контроль” —
от Совета солдатских депутатов. Вот — проверка глаз у интеллигента, врач велит
фельдшеру впустить по капле атропина. Мурло бунтует:
„А почему другому гражданину пустили по три?” Доктор робко: „Глаза бывают
разные, некоторым вредно больше.” — „Нет! — кричит
солдат, — теперя равенство! У кого твёрдый глаз, у
кого мягкий, — всем пускать поровну!” И настоял.
* * *
Домовладелец Васильев с
Чистых прудов не скрывал своих убеждений в пользу свергнутого строя и открыто
высказывался на митингах. К нему домой пришли несколько молодых людей с ножами
и зарезали.
А — ничего не взяли.
* * *
В Варваринском обществе
народной трезвости на воскресенье 23 апреля была назначена и началась публичная
лекция профессора Н.Д. Кузнецова: „Задачи момента относительно Церкви”. Мысль
докладчика была, что служение Церкви не зависит от политики и от партийных
интересов. Публики собралось больше тысячи человек. Во время прений в зал вошла
группа вооружённых солдат и рабочих. Подбежали к Кузнецову и к духовным лицам в
президиуме и навели револьверы: „Ни с места, вы арестованы!” Один вскочил на
стол и стал читать бумагу от Совета рабочих депутатов: что не время заниматься
религиозными вопросами, это отвлекает от революции, помещение реквизируется за
антиреволюционное направление. После этого публике: „Очистить зал! Уходите!
Будут стрелять!” Аудитория пришла в смятение. Одни бросились на лестницу, давя
друг друга. Большинство перешло в соседний домовый храм, стали на колени и
молились. Вторженцы с револьверами выгнали всех и
оттуда. У профессора отобрали заметки лекции, поехали к нему домой,
конфисковали часть книг, опечатали шкафы. Объявили и его самого арестованным,
но потом заменили подпиской о явке в Совет (он дал) и подпиской о невыезде
(отказался).
* * *
Сбор Дубинского на
Скобелевской площади на Заём Свободы в воскресенье вечером оказался —
жульничество: драгоценности до Займа не дошли, и деньги не все.
* * *
|
Народовластие, как у нас, основано на доблести
граждан. Аджемов |