К содержанию книги

 

 

 

94

(фрагменты народоправства — Москва)

 

* * *

21 апреля у 3-го пресненского участка собралась толпа в две тысячи человек, кричала:

— Где хлеб? Долой милицию! Долой Временное правительство!.. Дайте нам царя!

В помещение 1-го пятницкого комиссариата явилась толпа в двести человек, забрала у милиционеров 15 револьверов, несколько берданок и все наличные патроны.

 

* * *

После апрельских дней, бурных в Петрограде, по Москве появились расклеенные прокламации от никому не известного „Комитета воинов фронта”: „Нужно закрепить кровью дело свободы и распороть штыками карманы буржуев.”

Совсем лёгкая шутка...

 

* * *

На заводе Меньшикова рабочие избили заведующего и выгнали. На фабрике приводных ремней хотели утопить заведующего в реке, но помешала вызванная милиция.

 

* * *

Ещё перед самой революцией по Москве можно было безопасно пройти из конца в конец, — теперь на улицах стали раздевать. Стали нападать и грабить сберегательные кассы, магазины, особняки, многоквартирные дома.

 

* * *

Ночью шайка вооружённых (часть — в офицерской форме) заняла все входы „Латинских меблированных комнат” в Большом Козихинском переулке, объявила „обыск по важному делу”. Перерезали телефон, связали прислугу, жильцов согнали в одну комнату. Душили заведующую, требуя ключей от несгораемого сундука. Не получив — оторвали от пола шестипудовый сундук с деньгами и ценностями, унесли весь.

 

* * *

На Садово-Кудринской вооружённые пытались ограбить особняк С.Т. Морозова.

Ограбили храм Богоявления Господня на Елоховской. При преследовании воров один подстрелен, но убежал.

А поймают вора — первым делом самосуд: „Из милиции их отпускают”.

 

* * *

Повздорили в лазарете — и заразные больные идут по городу жаловаться в Совет солдатских депутатов.

 

* * *

В Рукавишниковском приюте для малолетних преступников — переворот: низложены директор и надзиратели. Пришли трое от Совета рабочих депутатов и выпороли главных зачинщиков.

 

* * *

На московских вокзалах появились организованные шайки воров и на ближних перегонах воруют в поездах. У румынской подданной Маттей похитили в саквояже бриллианты на 100 тысяч.

 

* * *

В большом пожаре на Петроградском шоссе, возникшем по небрежности, сгорели все декорации оперы Зимина за полвека, среди них — Васнецова, Билибина. Убытков — на 4 миллиона, и восстановить невозможно.

 

* * *

А на Тверском бульваре у памятника Пушкину, по тёплому времени и светлеющим вечерам, митинг стал уже, кажется, круглосуточный и вседневный, как будто никогда не прерывается, только на кирпичной колокольне Страстного монастыря прокручиваются уходящие часы, часы. Люди меняются, а толпа не редеет. С гранитных уступов памятника постоянно кто-нибудь возглашает, ему открикаются из толпы, иногда голоса перешибаются звонами проходящих близко трамваев. К краю толпы подъезжают порожние извозчики, встают на козлы и тоже слушают. Мальчишками облеплены окружающие фонарные столбы и деревья бульвара. И с проходящих трамваев соскакивают к митингу любопытные.

— Почему именно мы, поверженные, взываем „без аннексий и контрибуций”? Нам наступили на грудь, на горло, а мы хрипим: „ладно, я тебя прощаю, иди!” Нельзя оставить границы, проведенные мечом врага! Наши слова мира толкуются в Германии как признак слабости и развала. От нас зависит, перейдём ли мы в историю с честным именем или с вероломным...

Взлезает к памятнику, до чёрного мрамора, лбастый солдат, срывает папаху с головы:

— Буржуазия всё равно никогда мира не заключит! Она нашей кровью кормится! А офицера, как ни пляшут теперь перед нами, а буржуазию всегда поддержат, потому что им чины и деньги идут. А мир — так мир, втыкай штык в землю — и домой. Какая нам выйдет земля, ежели её без нас делить почнут? Один шиш.

Ему снизу:

— А немецкие войска обязаны покинуть чужие земли?

— А кто будет восстанавливать, что они разрушили?

А им другие, сбивая:

— Долой кровь и войну! Лжепатриоты пусть сами пожалуют на передовые!

А уже на памятнике вместо солдата господин в мягкой шляпе:

— Где те маклера интернационализма, которые уверяли нас, что в Германии уже началась революция? что в Берлине образовался Совет рабочих депутатов? Почему безнравственно защищать с оружием в руках интересы своей родины, но почётно и возвышенно защищать интересы одного класса против своих сограждан?

— А вы, извиняюсь, почему на фронт не идёте, морда раздатая?

— Он пойдёт, когда ты пойдёшь.

Пронзительно кричит женщина:

— Кошелёк мой вытащили!!

 

* * *

В призывной комиссии по пересмотру белобилетников над каждым врачом поставлен „общественный контроль” — от Совета солдатских депутатов. Вот — проверка глаз у интеллигента, врач велит фельдшеру впустить по капле атропина. Мурло бунтует: „А почему другому гражданину пустили по три?” Доктор робко: „Глаза бывают разные, некоторым вредно больше.” — „Нет! — кричит солдат, — теперя равенство! У кого твёрдый глаз, у кого мягкий, — всем пускать поровну!” И настоял.

 

* * *

Домовладелец Васильев с Чистых прудов не скрывал своих убеждений в пользу свергнутого строя и открыто высказывался на митингах. К нему домой пришли несколько молодых людей с ножами и зарезали.

А — ничего не взяли.

 

* * *

В Варваринском обществе народной трезвости на воскресенье 23 апреля была назначена и началась публичная лекция профессора Н.Д. Кузнецова: „Задачи момента относительно Церкви”. Мысль докладчика была, что служение Церкви не зависит от политики и от партийных интересов. Публики собралось больше тысячи человек. Во время прений в зал вошла группа вооружённых солдат и рабочих. Подбежали к Кузнецову и к духовным лицам в президиуме и навели револьверы: „Ни с места, вы арестованы!” Один вскочил на стол и стал читать бумагу от Совета рабочих депутатов: что не время заниматься религиозными вопросами, это отвлекает от революции, помещение реквизируется за антиреволюционное направление. После этого публике: „Очистить зал! Уходите! Будут стрелять!” Аудитория пришла в смятение. Одни бросились на лестницу, давя друг друга. Большинство перешло в соседний домовый храм, стали на колени и молились. Вторженцы с револьверами выгнали всех и оттуда. У профессора отобрали заметки лекции, поехали к нему домой, конфисковали часть книг, опечатали шкафы. Объявили и его самого арестованным, но потом заменили подпиской о явке в Совет (он дал) и подпиской о невыезде (отказался).

 

* * *

Сбор Дубинского на Скобелевской площади на Заём Свободы в воскресенье вечером оказался — жульничество: драгоценности до Займа не дошли, и деньги не все.

 

 

* * *

Народовластие, как у нас, основано на доблести граждан.

Аджемов

 

 

К главе 95