24
* * *
С утра на петроградские линии вышло мало трамваев — и вскоре все ушли
или остановились без ручек.
Утренние газеты вышли не
все. В типографию «Нового времени» ворвалась толпа рабочих, разбила несколько
стёкол, сняла типографов. Но газета вышла.
На Петербургской стороне
человек 800 подошло к государственной типографии, чтобы сорвать рабочих, — но
были рассеяны пешими и конными городовыми.
* * *
День рассвёл
с восемью градусами мороза, безветренный, с лёгким снежком.
Улицы все были хорошо
убраны, дворники работали усердно, как всегда.
Сенная площадь изобиловала
продуктами всех видов, дешёвыми колбасами.
На уличных стенах появилось
новое объявление генерала Хабалова: если работы на заводах не возобновятся со
вторника 28 февраля (воскресенье и понедельник давались для осадки) — будут
досрочно призваны новобранцы ближайших трёх призывов. О демонстрациях и уличных
беспорядках, избиениях полиции — ничего не поминалось.
А вчерашнее хабаловское объявление уже было и содрано во многих местах.
* * *
От завода к заводу бродили
активисты, заставляли всех бросать работу, кто ещё не бросил вчера. На Невскую
ниточную мануфактуру ворвались чужие, останавливали машины, их задержал надзор.
Забастовали даже мастерские арсенала Петра Великого, хотя эти рабочие числились
военнообязанными. И пошли снимать Металлический завод.
Близ девяти часов утра
рабочие Обуховского завода на Невской стороне,
прекратив работу, тысяч пятнадцать, вышли на улицу — и с пением революционных
песен и одним красным флагом двинулись в сторону города, по пути снимая с
работы карточную фабрику, фарфоровый завод. На проспекте Михаила Архангела толпа
была встречена нарядами конной полиции и рассеяна — уговорами, а там нагайками
и ударами шашек плашмя. У 18-летнего обуховца
Масальского отобран тот красный флаг. На нём оказалось: «Долой самодержавие! Да
здравствует демократическая республика!»
* * *
А полиция, подчинённая
теперь воинским частям, телефонно докладывала им
дислокацию, какие заводы забастовали, где какой непорядок. Многие офицеры и
названий тех не знали.
* * *
На Каменноостровском
проспекте в булочной швейцарца Крузи приказчики
заявили, что булок больше нет. Но публика обнаружила булки, уложенные на телегу
с заднего хода. Очередь разбила три больших стекла. Пристав распорядился — и
эти триста булок были тут же проданы.
* * *
По Косой линии Васильевского
острова шёл городовой с двумя подручными дворниками. Толпа рабочих решила, что
он ведёт арестованных, — накинулись, отняли шашку, ею же покрестили
до крови, зубы выбили.
* * *
У казачьей казармы
перебинтованный казак (вчера сбросила лошадь) просил прохожих передать рабочим:
вы не затрагивайте казаков — и мы вас не тронем.
* * *
На Выборгской стороне среди
бастующего многолюдья — кой-где митинги. Вот поднялся
оратор — по одежде рабочий, но по языку с привычкой выступать:
— Довольно нас эксплоатировали! Долой их всех! — жандармов! полицию!
фабрикантов! правительство! Война для нас гибель, а для буржуазии выгода!
Довольно лили нашу кровь!
После него поднялась на
тумбу нервная девица из аптеки, с пискливым голосом. Сначала её высмеивали, а
потом всё больше слушали: заворачивала круто туда же — «долой! долой! долой!».
* * *
Часть толпы пришла снимать
Трубочный завод артиллерийского ведомства на Васильевском острове. Многие его
мастерские не желали бастовать. У ворот стояла рота запасников лейб-гвардии
Финляндского батальона. Из толпы насмехались над её командиром подпоручиком Йоссом, а один слесарь угрожал кулаком к носу. Подпоручик
выхватил револьвер и уложил его на месте. И толпа сразу разбежалась. Но
задержали реалиста 6-го класса Эмилия Бема, у которого отняли заряженный револьвер казённого
образца.
Труп убитого слесаря
отправили в военный госпиталь под конвоем семи казаков, но те по пути без
сопротивления отдали труп толпе.
* * *
Воинские караулы стояли близ
многих правительственных зданий, у почты, телеграфа. Также — и на Фонтанке у
дома, где живёт Протопопов.
Городовые, чаще по двое,
стояли в центре на всех обычных уличных постах.
Воинскими частями охранялись
мосты, речные переходы с окраин в центр. И ещё кой-где перегораживали, но как? —
разомкнутыми цепями на шаг солдат от солдата, и ничему не мешали: районы не
замыкались же вкруговую, публика обходила их, насачивалась
с двух сторон, ругалась, кричала — в конце концов всех
и пропускали. И сами солдаты об офицере думали: и глупый же приказ. А толпа
только уверялась: везде прорываться!
* * *
Гнал санный извозчик с двумя
офицерами по Троицкой площади — и на пересечении с Кронверкским, на завороте,
угодил полозом в жёлоб трамвайного рельса. Дёрнуло, завизжало железом —
застрял.
Соскочил извозчик, вышли и
полковник с капитаном.
А от дальней чёрной толпы
рабочих к ним двинулись, даже и побежали — полудюжина, опережая остальных.
Что это?
Да и поперёк площади шли
туда-сюда разные, тоже чёрные, — и тоже стали стягиваться.
А полиции — нигде не видно.
А уж слышаны рассказы, как
ссаживают господ с извозчиков, — и на знакомой площади своего русского города,
среди соотечественников офицеры замялись — в отчуждённости. И капитан положил
руку на эфес — хотя разве выдернет?
Но бежали чёрные, как на игру,
весело:
— Что, господа офицеры? Или
площадь узка?
— Что ж ты, дурак, зевло распахнул?
Дружно схватились,
вытолкнули.
И на чай не взяли.
* * *
К генералу Хабалову в
градоначальство пришла депутация петроградских
пекарей: после вчерашнего объявления генерала о достаточности муки все
обрушиваются на них: почему не пекут? значит — прячут и воруют? Хабалов обещал
им вернуть из армии полторы тысячи мобилизованных пекарских рабочих. (Кто
остался — многие пьянствуют, работать не заставишь).
* * *
Между тем на Невском толпы набирались и бродили частью рабочие с окраин,
а много своих, из центральных районов, — студенты, особенно много из Психо-неврологического, курсистки, подростки, и много
праздной городской публики. И уж, конечно, все городские подонки за эти три дня
притянулись. За вчера и позавчера у толпы создалось чувство полной
безопасности, она привыкла к патрулям и что они не трогают.
Всё же пристав Спасской
части задержал до полудня человек шестьдесят, заводя их в замкнутый каменный
двор на Невском против Гостиного Двора. Тут по Невскому от Знаменской площади повалила большая толпа.
Пристав послал в Гостиный Двор за условленной помощью к командиру пехотного
караула — и тщетно ожидал с четырьмя полицейскими, увещевая наседающую
разъярённую толпу. Воинская помощь не пришла. Тогда он сам прорвался в Гостиный
Двор и просил помощи от стоявшей там сотни 4-го Донского полка. Сотник ответил,
что имеет задачу лишь охранять Гостиный Двор. Другой казачий офицер согласился
помочь, но опоздал: толпа уже смяла полицейских, освободила арестованных, а
надзирателя Тройникова повалили на землю и били
поленом по голове, пока не потерял сознания.
* * *
На подходах к Литейному
мосту с Выборгской стороны и сегодня стягивалось много тысяч рабочих. Навстречу
выехал по Нижегородской улице старик-полицмейстер полковник Шалфеев с
полусотней казаков и десятком полицейских конных стражников. Поставив из них
заслон у Симбирской улицы, Шалфеев один выехал вперёд
к толпе и уговаривал её разойтись. Толпа в ответ хлынула на него, стащила с
лошади, била лежачего кто сапогами, кто палкой, кто железным крюком для
перевода рельсовых стрелок. Раздробили переносицу, иссекли седую голову,
сломали руку.
А казаки — не тронулись на
помощь. (Толпа на это и рассчитывала).
Бросились выручать конные
городовые, произошла свалка. Здоровый детина
замахнулся большим ломом на вахмистра, тот сбил нападавшего рукояткой
револьвера. Из толпы бросали в конных полицейских льдом, камнями, затем стали
стрелять. Тогда ответили выстрелами и полицейские.
После первых выстрелов
казаки (4-й сотни 1-го Донского полка) повернули и уехали прочь полурысцой, оставляя полицейских и лежащего при смерти на
мостовой Шалфеева.
Тут подбыли
от моста другие городовые, конные и пешие, и оттеснили толпу.
* * *
Петроградская интеллигенция
жаждала событий, но всё ещё не верила ни во что крупное. Карташёв
на квартире у Гиппиус сказал: «всё — балет, ничего больше».
* * *
После 11 часов утра с окраин
Петрограда уже не поступало донесений: повсюду начался разгром полицейских
участков. Чины полиции скрывались или были преследуемы и убиты.