367
Бубликов спал, и к телефону
из Думы подошёл бодрствующий Ломоносов. А звонил сам Родзянко, несмотря на
ранний час. Вопрос его был:
— Где Гучков?
Ломоносов такого
касательства, кажется, не имел, но, действительно, знал, звонил ему свой
инспектор с Варшавского вокзала:
— Уже полчаса как приехал.
— Так
где же?
— А что, его нет? Не могу
знать. Сейчас проверю.
— Проверьте, голубчик, мы
очень волнуемся. Нам нужен подлинник акта, как бы у них там не отняли, время
такое!
После неудавшегося ночью
захвата Манифеста Ломоносов стремительно соображал выгоды:
— Понимаю... Хотите —
спасём?.. Начинаю операцию. Доложу по исполнении. А как с печатаньем? Мы готовы.
(Не совсем ещё готовы, даже
не готовы, но через час служащие соберутся.)
— С печатаньем...? С
печатаньем, — мнётся Родзянко, — задержка.
— Но мы готовы!
— Хорошо, будьте.
— Веду операцию!
Ломоносов становился,
кажется, самый военный человек в Петрограде в эти дни. Почему задержка с
печатаньем? Какое ещё колебание? Но некогда размышлять, надо захватывать
подлинник Манифеста, это — сила!
А у телефонов дежурный —
Лебедев, вызванный позавчера давний сослуживец по паровозным опытам. Боевой, наскокистый, таких Ломоносов
любил подбирать.
Вот и боевая задача: быстро
на Варшавский! Ищите там депутатов, скажите, что от Бубликова, имя уже известное, по поручению Родзянки, и
пусть незаметно вам сунут Манифест. Вас никто не знает, вы — унесёте. И — сюда!
Сорвался Лебедев. А
Ломоносов — сам дежурный по телефонам. Сна как не было, острый бой! Тигрино расхаживал, быстро соображая. В ночные да
рассветные часы только и делается революция! Впрочем, уже светло, девятый час.
Дума всё звонит, висит на душе: где Гучков? где акт?
Какие они беспомощные, они бы всю революцию прохлопали
без Бубликова и Ломоносова! Звонить на Варшавский,
звонить на Варшавский. Один, другой, третий телефон — то не откликаются, то
позвать не могут. Это говорят из министерства путей сообщения. По поручению
комиссара Бубликова — немедленно найдите одного из
двух депутатов, они у вас на вокзале, позовите к телефону. Это — срочно, это —
именем революции, исполняйте немедленно!
Исполняют.
Что за дни и часы! — стоит
для таких родиться. Бубликова
не будя, расхаживая по кабинету, качками ног из пола выбирая, вытягивая новые
замыслы. Величайший документ всей русской истории! — схватить! По неснятому
телефону названивает Дума? — ах, надоели, операцию — ведём!
— Это кто?.. Депутат
Шульгин? Здравия желаю. Говорят от комиссара Бубликова,
по поручению Родзянки. У вас там затруднения? Сейчас вас разыщет на вокзале наш
инженер, его фамилия Лебедев, абсолютно верный. Вы — отдайте это ему, оно при
вас? И у вас будут руки свободны... Не за что! Служим свободной России!
И снова расхаживать по
комнате, в охотничьем азарте. То гонялись за царским поездом, то за Ивановым,
то теперь за отречением, ну деньки!
Десятый час. Пробудился и
Бубликов — весь помятый, лохматый, расстроенный. Но — одною искрою от Ломоносова,
передалась ему задача, — и уже в движении и потирает горящими ладонями:
— А что же Лебедев не
звонит? Да не попался ли и он там? А катайте-ка и вы, Юрий Владимирыч,
я у телефона — сам.
Что ж, и разумно. Руки — в
чью-то путейскую кожаную тужурку, на голову — путейскую фуражку. Вниз по
лестнице — и в дежурный автомобиль.
Однако мороз, за уши
хватает! А солнце разгорается, погода для гуляний.
Да тут и ехать нечего: чуть
по Фонтанке да мимо Измайловских рот. Как раз тут и начали свергать Петра III.
Измайловский проспект весь увешан красным. А народу, а народу! и беспорядочных
солдат, и гражданских, и все валят по мостовой! Тут пешком бы пройти быстрей.
Ближе к вокзалу — всё гуще.
Автомобиль не стреляет, не догадался и положить солдат
на крылья, не так легко пропускают. Еле-еле проманеврировали
мостом через Обводный. И — к вокзалу.
И хорошо — увидел Лебедева в
толпе. В своей щегольской шубе с поднятым воротником — идёт как важный барин.
Не к месту оделся, могут попотрошить.
Крикнул ему, махнул, —
Лебедев одной головой показал: дальше.
Задача теперь — ещё раз в
этой массе развернуться. Ругается толпа, недовольна. Ломоносов бодро объясняет
им путейские надобности.
И — опять через тот же мост
(тут и кокнули Валуева).
Да кажется
и Плеве тут шарахнули, хорошенькое местечко.
Подобрал Лебедева. Взлез на сиденье, обтягивая шубьи
полы. И — шёпотом:
— Вот. — Листики суя. — А Гучков арестован рабочими!
— Как? За что? — обомлел
Ломоносов. Чего-чего, не ожидал!
Качка Революции, они все
такие!
Как бы и нас не схватили по
пути. Фонтанка. Министерство. Кабинет Бубликова.
— Выйдите, господа, на
минутку. Сосновский, никого не пускать!
Остались вчетвером:
Бубликов, ещё один комиссар Добровольский, Ломоносов и Лебедев.
Положили на стол,
склонились, впились.
— Достукался
Николашка! — припечатал Бубликов.
Читали жадно, молча.
И Бубликов же первый
догадался:
— Какой же лукавый
византиец! Почему не по форме, а депеша? При случае — кассационный повод?.. А
почему отрекается за наследника? Это по какому закону?
Ага: на время беспорядков снять с сынка одиум. А Михаил в морганатическом браке — кто же следующий
наследник? Опять Алексей! Здорово!